съ 1-го іюля 1858 г., дня засѣдапія Линнеевскаго общества, даты, начиная съ которой, идеи Дарвина стали общимъ достояпіемъ. Ударъ, разразившійся надъ старымъ отношеніемъ къ живому міру, вызвалъ сразу отклики враждебные и сочувственные какъ у спеціалистовъ, такъ и вообще среди мыслящихъ людей. Но чѣмъ дальше отходимъ мы отъ этой знаменательной эпохи, тѣмъ болѣе интересъ къ этому
ученію уходитъ въ область естествознанія, тѣмъ болѣе среди образованныхъ неспеціалистовъ присущая человѣческой природѣ свычка беретъ перевѣсъ, и люди проходятъ мимо или знакомятся изъ приличія съ тѣмъ, что кореннымъ образомъ измѣняетъ представленіе о положеніи человѣка въ природѣ.
Мнѣ помнятся тѣ горячіе споры, которые поднялись въ русскихъ интеллигентныхъ кружкахъ между молодымъ и старымъ поколѣніями послѣ появленія на русскомъ языкѣ книги о проис
хожденіи видовъ. Доминирующимъ чувствомъ противниковъ учепія Дарвина среди неспеціалистовъ какъ у насъ, такъ и на западѣ, даже по сіе время, было чувство обиды: казалось обиднымъ, что
человѣкъ произошелъ не путемъ чуда изъ земли, а отъ обезьяны или же отъ общаго съ нею корня.
Въ такого рода вопросахъ чрезвычайно рѣзко выступаетъ возможность уживаемости въ головѣ человѣка діаметрально противоположныхъ взглядовъ, какъ скоро затрогивается естественное, съ точки зрѣнія Дарвина, видовое самомнѣніе. Глубокая причина этого явленія лежитъ въ самой природѣ вещей, связанныя съ нею явленія суть необходимыя естественно-историческіе факты, заслуживающее внимателънаго изученія и обсужденія. Человѣкъ науки не долженъ клеймить ихъ кличками—невѣжество, суевѣріе, тѣмъ болѣе насмѣшкой.
Я постараюсь возможно короче очертить тѣ логическія противорѣчія, которыя связаны съ обычнымъ—текущимъ, такъ сказать— представленіемъ людей о своемъ происхожденіи.
Между сѣменемъ и цвѣткомъ растенія, яйцомъ птицы и самою птицею, сѣменемъ животнаго и самимъ животнымъ, сѣменемъ чело
вѣка и самимъ человѣкомъ существуютъ глубокія, всякому очевидныя пропасти. И умъ человѣка допускаетъ, что черезъ нихъ протягиваютъ мосты естественныя силы природы: эта работа совершается на нашихъ глазахъ, мы ее видимъ и ощущаемъ.
Между антропоморфной обезьяной и человѣкомъ существуютъ по сравненію съ вышесдѣланными сопоставленіями только различія, а не пропасти; отсюда здравый смыслъ долженъ заключить о происхожденіи человѣка и обезьяны отъ одного общаго корня. Предстоитъ умозаключеніе; но, съ одной стороны, наша жизнь слишкомъ
ученію уходитъ въ область естествознанія, тѣмъ болѣе среди образованныхъ неспеціалистовъ присущая человѣческой природѣ свычка беретъ перевѣсъ, и люди проходятъ мимо или знакомятся изъ приличія съ тѣмъ, что кореннымъ образомъ измѣняетъ представленіе о положеніи человѣка въ природѣ.
Мнѣ помнятся тѣ горячіе споры, которые поднялись въ русскихъ интеллигентныхъ кружкахъ между молодымъ и старымъ поколѣніями послѣ появленія на русскомъ языкѣ книги о проис
хожденіи видовъ. Доминирующимъ чувствомъ противниковъ учепія Дарвина среди неспеціалистовъ какъ у насъ, такъ и на западѣ, даже по сіе время, было чувство обиды: казалось обиднымъ, что
человѣкъ произошелъ не путемъ чуда изъ земли, а отъ обезьяны или же отъ общаго съ нею корня.
Въ такого рода вопросахъ чрезвычайно рѣзко выступаетъ возможность уживаемости въ головѣ человѣка діаметрально противоположныхъ взглядовъ, какъ скоро затрогивается естественное, съ точки зрѣнія Дарвина, видовое самомнѣніе. Глубокая причина этого явленія лежитъ въ самой природѣ вещей, связанныя съ нею явленія суть необходимыя естественно-историческіе факты, заслуживающее внимателънаго изученія и обсужденія. Человѣкъ науки не долженъ клеймить ихъ кличками—невѣжество, суевѣріе, тѣмъ болѣе насмѣшкой.
Я постараюсь возможно короче очертить тѣ логическія противорѣчія, которыя связаны съ обычнымъ—текущимъ, такъ сказать— представленіемъ людей о своемъ происхожденіи.
Между сѣменемъ и цвѣткомъ растенія, яйцомъ птицы и самою птицею, сѣменемъ животнаго и самимъ животнымъ, сѣменемъ чело
вѣка и самимъ человѣкомъ существуютъ глубокія, всякому очевидныя пропасти. И умъ человѣка допускаетъ, что черезъ нихъ протягиваютъ мосты естественныя силы природы: эта работа совершается на нашихъ глазахъ, мы ее видимъ и ощущаемъ.
Между антропоморфной обезьяной и человѣкомъ существуютъ по сравненію съ вышесдѣланными сопоставленіями только различія, а не пропасти; отсюда здравый смыслъ долженъ заключить о происхожденіи человѣка и обезьяны отъ одного общаго корня. Предстоитъ умозаключеніе; но, съ одной стороны, наша жизнь слишкомъ