Б. ЕФИМОВ


ИТАЛЬЯНСКАЯ☛


— Почему на приеме спасителей итальянской экспедиции Самойловича и Чухновского присутствовали только
— А видите ли, синьор, — наше правительство хотело создать вокруг большевиков настоящую товарищес-☛


СТРАННОЕ ПЛЕ-☛




С


овсем недавно, когда Горький был в Москве, ко мне пришел знакомый художник. Одет был он с той бес
порядочностью, которая присуща теперь не только художникам, но и всем покупающим готовое платье в госмагазинах.
Был на нем волосатый бумажный костюм аспидного цвета с плохо вшитыми рукавами. Была на нем и эконо
мическая графитная сорочка с галстуком ящеричного оттенка. Были на нем и негнущиеся хромовые башмаки на вы
соких каблуках, которые так выгодно выделяют скороходовскую продукцию среди обуви, изготовляемой во всем остальном мире. Словом, было на нем все то, что носят маломощные советские граждане.
— Как попасть к Горькому? — торопливо сказал художник. — Вы не можете познакомить меня с ним?
— А зачем вам это?
— Нужно до зарезу.
— Написали роман и хотите получить аттестацию Алексея Максимовича?
— Да нет, какой там роман! Я хочу написать с него портрет.
— К Горькому очень трудно попасть. Зачем вам именно он, пишите с когонибудь другого.
— Какой вы, однако, чудак! Кому нужен портрет с кого-нибудь другого? А портрет Горького у меня купят, особенно если он на нем распишется.
— У вас есть заказчик?
— Теперь нет заказчиков. Кто-нибудь да купит. Музей Революции, или ГИЗ или трест сжатых газов. Горький теперь в моде. Устройте мне это знакомство.
Но оказалось, что я сам не знаком с Горьким и ходов к нему не имею.
Художник, огорченно прищелкивая языком, надел тяжелое, словно не ватой, а оловом подбитое пальто, и стал прощаться.
— А как дела вообще?
— Плохи. Нет сбыта, рынка нет. — Но все-таки...
— Не все-таки, а именно.
И стоя у вешалки, где пальто висели, как убитые волки, художник произнес печальный монолог о музеях, которые
ничего почти не покупают, о клубах, загромождающих свои подоконники бю
стами машинной выработки, о рабочих и служащих, которые обходятся покуда без живописи.
— А нэпманы?
— Это зверье картин не покупает. Не та стадия развития! Засим - до свиданья! Пойду еще в один дом, попробую, все-таки, насчет Горького.
Через месяц мы снова встретились. Как и прежде, на бумажном костюме художника торчали во все стороны волоски, и зловеще поблескивал ящеричный галстук. Но художник был весел.
— А я напал-таки на жилу! — сказал он. — Написали портрет? — Написал и продал. — С Горького?
— Сказали! С Горьким ничего не вышло. Я одного замечательного старика написал.
— Какого старика?
— Это тоже, знаете, редкая комбинация. У меня есть один приятель, старый
политкаторжанин. Живет он в обще
***
житии ветеранов. И однажды застал я у него какого-то очень живого и очень сердитого старика,
— Познакомьтесь, — говорит мне приятель, — это товарищ Дежейтер, автор «Интернационала».
Я читал о его приезде из Франции. Он тут в Москве выступал и даже сам дирижировал оркестром, исполнявшим Интернационал».
— А не согласится ли он, говорю я, позировать мне для портрета?
— Надо узнать. Пробудет он здесь порядком. Он приехал сюда с француз
скими коминтерновцами и вместе с ними, видно, уедет.
Стали они разговаривать, и старик сразу согласился. Оказалось, что он изрядно скучал. Спутники сидят на конгрессе, а он особенно много носиться по городу не может. Возраст. Написал я с него хороший портрет, он сделал свой автограф, и все это я продал к один из исторических музеев.