m добромъ, связаннымъ въ яосовой платокъ, в съ сокровищемъ, которое овъ носитъ въ груди своей. Его превосходительству оставлена записка съ извиненіемъ нижеподписавшагося по
корнаго слуги, что онъ не сроденъ къ должности домашняго секретаря. Шаги его направлены къ такой же убогой квартиркѣ, въ какой онъ жилъ прежде. Голова его высоко поднята, глаза его смѣло смотрятъ въ небо; ни разу они, также какъ я серд
це, не обратились назадъ къ великолѣпнымъ палатамъ, имъ оставленнымъ. Овъ чувствуетъ, что исполнилъ долгъ свой».
Въ этомъ поступкѣ былъ весь Бѣлинскій и такимъ онъ остался до смерти.
Понятно, что послѣ того впечатлѣнія, которое произвели «Литературныя мечтанія», Бѣлинскій дѣлается постояннымъ со
трудникомъ Молвы и Телескопа, по части критики и библіографіи,
такъ что, когда, въ 1835 году, редакторъ этихъ журналовъ Н, И. Надеждинъ уѣхалъ за границу, то его мѣсто на время занялъ молодой критикъ. Рядомъ статей, слѣдовавшихъ одна за другою(*), онъ тотчасъ же превратилъ Телескопъ изъ эклек
тическаго, поверхностнаго, и какъ-то беззаботно-умнаго журпала въ критическій, съ эстетическимъ характеромъ, съ ясиою я строгою цѣлью—опредѣлить отношенія литературныхъ дѣятелей къ поэзіи, мысли, обществу и нравственности. Малая опыт
ность Бѣлинскаго въ хозяйственной части помѣшала ему только вести журналъ одинаково ровно; но время его завѣдыванія (но декабрь 1835 г )(**) всётаки отличали Телескопъ отъ предшествовавшей п послѣдующей редакціи (***).
Идеи п мысли; высказанныя въ статьяхъ В. Г. Ббливскаго этого періода, составляли убѣжденія того кружка, въ главѣ ко
тораго стоялъ Николай Владиміровичъ Станкевичъ, представлявшій весьма замѣчательвую личность. Оиъ принадлежалъ къ тѣмъ богатымъ и симпатичнымъ натурамъ, которыхъ одно существо
ваніе имѣетъ огромпое вліяніе на всё пхь окружающее. Хотя Станкевичъ и не сдѣлалъ ничего капитальнаго, чтобъ попасть па страницы исторіи, по было бы несправедливо умолчать о немъ, когда вопросъ касается о тогдашнемъ умсгвевиомъ раз
витіи въ Россіи. -Станкевичъ былъ центромъ образованной мос
ковской молодежи того времени. Онъ распространялъ въ пей любовь къ нѣмецкой философіи, внесённой въ московскій уни
верситетъ замѣчательными его профессорами: Павловымъ и Рѣдкивымъ. Подъ вліяніемъ Станкевича п его друзей, В. Г. Бѣшпскій съ жадностью бросился на изученіе гегелевской философіи.
Его незнаніе нѣмецкаго языка, цмѣсто того, чтобъ сдѣлаться препятствіемъ, только облегчило сго занятія. Б-нипъ н Станкевичъ приняли на себя трудъ сообщить ему всё, что знали касательно этого предмета, и исполнили принятую на себя обязан
ность со всѣмъ увлеченіемъ молодости, со всею ясностію русскаго ума. Впрочемъ В. Г. Бѣлннскому достаточно было намё
ковъ, чтобъ догнать своихъ друзей. «Для Бѣлянскаго, говоритъ М. М. П-въ въ письмѣ къ II. И. Лажечникову, Станкевичъ былъ полезнѣе университета. Сдѣлавшись литераторомъ, Бѣлиискій постоянно находился между небольшимъ кружкомъ людей, если не глубоко учёныхъ, то такихъ, въ кругу которыхъ об
ращалась всѣ современныя, живыя и любопытныя свѣдѣнія. Этн
( ) См. Собраніе сочиненій Бѣлинскаго, М., 1859 г., ч. J, стр. 169—305.
(**) Бѣлинскій успѣлъ до января 1836 года издать всего
шесть книжекъ, именно съ J\ I 7 по 11-й. Остальныя доданы были ьъ теченіе 1836 года самимъ Надеждинымъ.
(***) См, Николай Владиміровичъ Станкевичъ; соч. П. В. Апвенкова; М., 1857 г., стр. 103 и 104.
люди, большею частію молодые, кипѣли жаждой познаній, добра и чести. Почти всѣ они, зная иностранные языки, читали столько я:е ипостранпые, сколько и русскіе книги и журналы.
Каждый изъ нихъ не былъ профессоръ; но всѣ вмѣстѣ, по частй философіи, исторіи и литературы, постояли бы противъ цѣлой Сорбонны. Въ этой-то школѣ Бѣлинскій оказалъ огромные успѣ
хи. Друзья не замѣчали, что были его учителями; а онъ, вводя ихъ въ споры, горячась съ ними, заставлялъ пхъ выкладывать передъ нимъ всѣ свои познанія, глубоко вбиралъ въ себя сло
ва ихъ, на лету схватывалъ замѣчательныя мысли, развивалъ ихъ далѣе и объёмистѣй чѣмъ тѣ, которые ихъ высказывали.
Такимъ-образомъ, не погруагаясь въ бездну русскихъ старыхъ книгъ, не читая ничего на иностранныхъ языкахъ, онъ зналъ всё замѣчательное въ русской
а иностранныхъ литературахъ. Въ этой то школѣ выросъ талантъ его и возмужало его рус
ское слово»(*). «Нѣтъ сомнѣнія, говоритъ IJ. В. Аниенковъ(**), что прилежный, кропотливый библіографъ могъ бы доставить себѣ удовольствіе, разобравъ, какому эстетическому н философскому ученію и какому именно лицу принадлежатъ теоріи и по
ложенія, которыя стала высказывать критика Бѣішіскаго съ 1835 г. (въ Телескопѣ этого года); но онъ погрѣшилъ бы значительно, еелнбы, на основаніи этихъ изысканій, вздумалъ умень
шить заслугу самого автора статей. Въ кругѣ Станкевича идеи германскихъ мыслителей были въ постоянномъ обращеніи: друзья
его сходились для обсужденія пхъ п взаимнаго обмѣна соображеній, порождённыхъ неутомимымъ чтеніемъ; изъ этого перво
начальнаго родника своей литературно-критической дѣятельности Бѣлинскій выносилъ строго-обдуманныя статьи... Въ письмахъ Станкевича можио найти неопредѣлённые намёки па всѣ вопросы,
занимавшіе потомъ Бѣлинскаго и болѣе или менѣе приближённые пмъ къ разрѣшенію...На долю Бѣлинскаго выпалъ талантъ быс
тро усматривать всѣ результаты данной мысли, талантъ чутко примѣнять её къ современности, отвѣчая вовымъ потребностямъ общественнаго развитія, или даже вызывая ііхъ вз свѣтъ, а наконецъ талантъ неутомимо проводить между повседневными яв
леніями словесности, иногда ва лету, во крѣпко-схваченное эстетпческо-фплософское положеніе. На эту работу и употре
билъ онъ всю свою жизнь; плодомъ этой работы, понимаемой весьма строго, было то, что со времени Бѣлинскаго роль писа
теля сдѣлалась чрезвычайно трудна, а поколѣніе пнсателей-спбарптовъ, добивавшихся репутація, потѣшая игрой своего талан
та себя п пріятелей, миновалось безвозвратно. Вообще някто у насъ до Бѣлнпскаго не давалъ столько мѣста въ своей жнзни искусству и эстетическимъ соображеніямъ; оттого а самыя ошибки его въ оцѣнкѣ произведеній и излишняя взыскательность, при нѣкоторыхъ случаяхъ, ещё имѣютъ въ себѣ гораздо боль
шую долю правды и поучеиія, чѣмъ ппые приговоры, вполнѣ непогрѣшитсльпые, потому что они вполнѣ поверхностны». «Дѣя
тельность человѣка, подобизго Бѣлинскому, замѣчаетъ II. В. Анненковъ(***), конечно, цѣнима была Станкевичемъ по достоин
ству, но онъ не любилъ слишкомъ рѣзкаго слова, которое, по его мнѣнію, пе вполнѣ передаётъ и ту часть истины, какая вызвала его на свѣтъ. Станкевичъ противодѣйствовалъ шуткою п совѣтомъ врождённой горячности Бѣлинскаго, изъ желанія открыть ему по возможности обширнѣйшее поприще дѣйствова
ли, чему излишпяя энергія, по его мнѣнію, полагала препят
(*) См, Московскій Вѣстпикъ 1859 г., № 17.
(**) См. его біографію Станкевича, стр. 72—74. (***) Тамъ же, стр. 127—129
корнаго слуги, что онъ не сроденъ къ должности домашняго секретаря. Шаги его направлены къ такой же убогой квартиркѣ, въ какой онъ жилъ прежде. Голова его высоко поднята, глаза его смѣло смотрятъ въ небо; ни разу они, также какъ я серд
це, не обратились назадъ къ великолѣпнымъ палатамъ, имъ оставленнымъ. Овъ чувствуетъ, что исполнилъ долгъ свой».
Въ этомъ поступкѣ былъ весь Бѣлинскій и такимъ онъ остался до смерти.
Понятно, что послѣ того впечатлѣнія, которое произвели «Литературныя мечтанія», Бѣлинскій дѣлается постояннымъ со
трудникомъ Молвы и Телескопа, по части критики и библіографіи,
такъ что, когда, въ 1835 году, редакторъ этихъ журналовъ Н, И. Надеждинъ уѣхалъ за границу, то его мѣсто на время занялъ молодой критикъ. Рядомъ статей, слѣдовавшихъ одна за другою(*), онъ тотчасъ же превратилъ Телескопъ изъ эклек
тическаго, поверхностнаго, и какъ-то беззаботно-умнаго журпала въ критическій, съ эстетическимъ характеромъ, съ ясиою я строгою цѣлью—опредѣлить отношенія литературныхъ дѣятелей къ поэзіи, мысли, обществу и нравственности. Малая опыт
ность Бѣлинскаго въ хозяйственной части помѣшала ему только вести журналъ одинаково ровно; но время его завѣдыванія (но декабрь 1835 г )(**) всётаки отличали Телескопъ отъ предшествовавшей п послѣдующей редакціи (***).
Идеи п мысли; высказанныя въ статьяхъ В. Г. Ббливскаго этого періода, составляли убѣжденія того кружка, въ главѣ ко
тораго стоялъ Николай Владиміровичъ Станкевичъ, представлявшій весьма замѣчательвую личность. Оиъ принадлежалъ къ тѣмъ богатымъ и симпатичнымъ натурамъ, которыхъ одно существо
ваніе имѣетъ огромпое вліяніе на всё пхь окружающее. Хотя Станкевичъ и не сдѣлалъ ничего капитальнаго, чтобъ попасть па страницы исторіи, по было бы несправедливо умолчать о немъ, когда вопросъ касается о тогдашнемъ умсгвевиомъ раз
витіи въ Россіи. -Станкевичъ былъ центромъ образованной мос
ковской молодежи того времени. Онъ распространялъ въ пей любовь къ нѣмецкой философіи, внесённой въ московскій уни
верситетъ замѣчательными его профессорами: Павловымъ и Рѣдкивымъ. Подъ вліяніемъ Станкевича п его друзей, В. Г. Бѣшпскій съ жадностью бросился на изученіе гегелевской философіи.
Его незнаніе нѣмецкаго языка, цмѣсто того, чтобъ сдѣлаться препятствіемъ, только облегчило сго занятія. Б-нипъ н Станкевичъ приняли на себя трудъ сообщить ему всё, что знали касательно этого предмета, и исполнили принятую на себя обязан
ность со всѣмъ увлеченіемъ молодости, со всею ясностію русскаго ума. Впрочемъ В. Г. Бѣлннскому достаточно было намё
ковъ, чтобъ догнать своихъ друзей. «Для Бѣлянскаго, говоритъ М. М. П-въ въ письмѣ къ II. И. Лажечникову, Станкевичъ былъ полезнѣе университета. Сдѣлавшись литераторомъ, Бѣлиискій постоянно находился между небольшимъ кружкомъ людей, если не глубоко учёныхъ, то такихъ, въ кругу которыхъ об
ращалась всѣ современныя, живыя и любопытныя свѣдѣнія. Этн
( ) См. Собраніе сочиненій Бѣлинскаго, М., 1859 г., ч. J, стр. 169—305.
(**) Бѣлинскій успѣлъ до января 1836 года издать всего
шесть книжекъ, именно съ J\ I 7 по 11-й. Остальныя доданы были ьъ теченіе 1836 года самимъ Надеждинымъ.
(***) См, Николай Владиміровичъ Станкевичъ; соч. П. В. Апвенкова; М., 1857 г., стр. 103 и 104.
люди, большею частію молодые, кипѣли жаждой познаній, добра и чести. Почти всѣ они, зная иностранные языки, читали столько я:е ипостранпые, сколько и русскіе книги и журналы.
Каждый изъ нихъ не былъ профессоръ; но всѣ вмѣстѣ, по частй философіи, исторіи и литературы, постояли бы противъ цѣлой Сорбонны. Въ этой-то школѣ Бѣлинскій оказалъ огромные успѣ
хи. Друзья не замѣчали, что были его учителями; а онъ, вводя ихъ въ споры, горячась съ ними, заставлялъ пхъ выкладывать передъ нимъ всѣ свои познанія, глубоко вбиралъ въ себя сло
ва ихъ, на лету схватывалъ замѣчательныя мысли, развивалъ ихъ далѣе и объёмистѣй чѣмъ тѣ, которые ихъ высказывали.
Такимъ-образомъ, не погруагаясь въ бездну русскихъ старыхъ книгъ, не читая ничего на иностранныхъ языкахъ, онъ зналъ всё замѣчательное въ русской
а иностранныхъ литературахъ. Въ этой то школѣ выросъ талантъ его и возмужало его рус
ское слово»(*). «Нѣтъ сомнѣнія, говоритъ IJ. В. Аниенковъ(**), что прилежный, кропотливый библіографъ могъ бы доставить себѣ удовольствіе, разобравъ, какому эстетическому н философскому ученію и какому именно лицу принадлежатъ теоріи и по
ложенія, которыя стала высказывать критика Бѣішіскаго съ 1835 г. (въ Телескопѣ этого года); но онъ погрѣшилъ бы значительно, еелнбы, на основаніи этихъ изысканій, вздумалъ умень
шить заслугу самого автора статей. Въ кругѣ Станкевича идеи германскихъ мыслителей были въ постоянномъ обращеніи: друзья
его сходились для обсужденія пхъ п взаимнаго обмѣна соображеній, порождённыхъ неутомимымъ чтеніемъ; изъ этого перво
начальнаго родника своей литературно-критической дѣятельности Бѣлинскій выносилъ строго-обдуманныя статьи... Въ письмахъ Станкевича можио найти неопредѣлённые намёки па всѣ вопросы,
занимавшіе потомъ Бѣлинскаго и болѣе или менѣе приближённые пмъ къ разрѣшенію...На долю Бѣлинскаго выпалъ талантъ быс
тро усматривать всѣ результаты данной мысли, талантъ чутко примѣнять её къ современности, отвѣчая вовымъ потребностямъ общественнаго развитія, или даже вызывая ііхъ вз свѣтъ, а наконецъ талантъ неутомимо проводить между повседневными яв
леніями словесности, иногда ва лету, во крѣпко-схваченное эстетпческо-фплософское положеніе. На эту работу и употре
билъ онъ всю свою жизнь; плодомъ этой работы, понимаемой весьма строго, было то, что со времени Бѣлинскаго роль писа
теля сдѣлалась чрезвычайно трудна, а поколѣніе пнсателей-спбарптовъ, добивавшихся репутація, потѣшая игрой своего талан
та себя п пріятелей, миновалось безвозвратно. Вообще някто у насъ до Бѣлнпскаго не давалъ столько мѣста въ своей жнзни искусству и эстетическимъ соображеніямъ; оттого а самыя ошибки его въ оцѣнкѣ произведеній и излишняя взыскательность, при нѣкоторыхъ случаяхъ, ещё имѣютъ въ себѣ гораздо боль
шую долю правды и поучеиія, чѣмъ ппые приговоры, вполнѣ непогрѣшитсльпые, потому что они вполнѣ поверхностны». «Дѣя
тельность человѣка, подобизго Бѣлинскому, замѣчаетъ II. В. Анненковъ(***), конечно, цѣнима была Станкевичемъ по достоин
ству, но онъ не любилъ слишкомъ рѣзкаго слова, которое, по его мнѣнію, пе вполнѣ передаётъ и ту часть истины, какая вызвала его на свѣтъ. Станкевичъ противодѣйствовалъ шуткою п совѣтомъ врождённой горячности Бѣлинскаго, изъ желанія открыть ему по возможности обширнѣйшее поприще дѣйствова
ли, чему излишпяя энергія, по его мнѣнію, полагала препят
(*) См, Московскій Вѣстпикъ 1859 г., № 17.
(**) См. его біографію Станкевича, стр. 72—74. (***) Тамъ же, стр. 127—129