Наконецъ, ко всему этому присоединилась ещё неудача Московскаго Наблюдателя. Бѣлинскій былъ сначала увлечёнъ мыс
лію стать во главѣ журнала, сотрудниками котораго должны были сдѣлаться всѣ его молодые и талантливые друзья. Онъ твёрдо былъ убѣждёнъ, что при ихъ содѣйствіи, соединённомъ съ его кипучей энергической дѣятельностью, успѣхъ журнала будетъ несомнѣненъ. «Я покажу, чѣмъ долженъ быть журналъ въ наше время», говорилъ онъ. Но надежды его не оиравдалнсь. Подписка на Наблюдателя оказалась незначительной н при выходѣ пятой книжки (1839 г.) средства издателя (Степанова)
уже совершенно были истощены. Сотрудники видѣли, что дѣло не ладится и охладѣли къ журналу; а Степановъ платилъ Бѣ
линскому за его труды самыя ничтожныя деньги, да и то въ неопредѣлённые сроки. При такихъ неблагопріятныхъ обстоятель
ствахъ, мелочныхъ долговъ у Бѣлинскаго набралось довольно много и они начинали сильно безпокоить его. Онъ жилъ тогда въ узенькомъ и глухомъ переулкѣ, не далеко отъ Никитскаго бульвара, въ деревянномъ одноэтажномъ домпкѣ, окиа котораго
были плчти наравнѣ съ кирпичнымъ узкимъ тротуаромъ. Обѣдъ Бѣлинскаго въ это время очевь часто состоялъ изъ дурно-сва
ренваго супа, который онъ густо посыпалъ перцемъ, и куска говядины изъ этого супа Конечно Бѣлинскій не могъ умереть съ голоду: близкіе люди не допустили бы его до этого; но жить благодѣяніями и ещё при сознаніи своей силы и таланта,
при увѣренности, что онъ могъ бы достаточно пріобрѣтать своими трудами—ие легко(*).
Всё это сдѣлало пребываніе въ Москвѣ для Бѣлинскаго невыносимымъ и овъ наконецъ рѣшился войти, при посредниче
ствѣ И. У. Панаева, въ соглашеніе съ А. А Краевскимъ. Вотъ
что, между прочимъ, писалъ Бѣлинскій къ И. И. Панаеву, въ февралѣ 1839 года: «Въ Москвѣ нечѣмъ мнѣ жить—въ ней, кромѣ любви, дружбы, добросовѣстности, нищеты и подобныхъ тому непитательныхъ блюдъ, ничего не готовится. Мнѣ надо ѣхать въ Іінтеръ и чѣмъ скорѣй, тѣмъ лучше, Прибѣгаю къ вашему ко мнѣ расположенію, къ вашей ко мнѣ дружбѣ—по
хлопочите объ устроеніи моеа судьбы. Г. Краевскій завалеиъ теперь дѣломъ—два журнала на рукахъ—думаю, что сотрудникъ, который въ состояніи ежемѣсячно поставлять около десяти лис
товъ оригинальнаго писанья или маранья—будетъ ему ве малою подмогою. Я бы желалъ взять на себя разборъ всѣхъ книгъ чнсто-литературвыхъ и даже нѣкоторыхъ другихъ; въ такомъ случаѣ въ каждую книжку 0. 3. я бы аккуратно поставлялъ отъ двухъ до пяти листовъ. Критика своимъ чередомъ,—Ко
ротко и ясно: почёмъ съ листа? Но главное вотъ въ чёмъ:
безъ 2000 мнѣ нельзя даже и пѣшкомъ пройти заставу: около этой суммы на мнѣ самаго важнаго долгу, сверхъ того, я хожу,
какъ нищій, въ рубишѣ. Кромѣ г. Краевскаго поговорите и съ другими, сами отъ себя ила черезъ кого нибудь: я продаю себя всѣмъ и каждому отъ Пеньковскаго до (тьфу ты гадость ка
кая) Булгарина,—кто больше дастъ, не стѣсняя притомъ моего образа мыслей, выраженія, словомъ мови литерат риом совѣсти, которая для меня такъ дорога, что во всёмъ Петер
бургѣ нѣтъ и приблизительной суммы для ея купли. Если дѣло дойдётъ до того, что мнѣ скажутъ: независимость и самобыт
ность убѣжденій или голодная смерть—у меня достанетъ силы скорѣе издохнуть какъ собакѣ, нещёли жив му отдаться на позорное съѣденіе псамъ....я такъ созданъ),(**),
(*) См. Носномипапія о Бйлинскоиъ И. Папаева (Современ - ника,, i860 г., Лё 11 и его Л.ітепагурныа воспоминанія (гамъ
же, 1861 г., .л? 9).
(*“) См. Воспоминанія о Бѣлинскомъ И. Панаева (Совремеа“икъ, 1869 -j ЛІ 1).
Редакторъ Отечественныхъ Записокъ возлагалъ сначала всѣ свои надежды, но критическому отдѣлу, на В. С. Межевячл, во разочаровавшись вскорѣ въ этомъ сотрудникѣ, распростёръ свой объятія къ прикупу .мальчишкѣ (какъ онъ называлъ сначала Бѣлинскаго) и предложилъ ему 3500 руб, ас. (т.-е. 1000 р,
сер.) вь годъ, съ тѣмъ, чтобъ Бѣлинскій принялъ на себя весь критическій и библіографическій отдѣлъ Отеч. Записокъ. Бѣлин
скій разумѣется охотно согласился и въ октябрѣ 1839 года перебрался въ Петербургъ^).
Статьи, писанныя Бѣлинскимъ въ 1840 и 1841 годахъ въ Отечественныхъ Запискахъ, по ихъ характеру и направленію, слѣдуетъ отнести къ московскому періоду его дѣятельности, потому что въ то время оиъ ещё ве совершенно отрѣшился отъ вліянія своей московской партіи и системы Гегеля, доказатель
ствомъ чему могутъ служить двѣ извѣстныя статьи его о Бо/іодинспоіі годовщинѣ и Менцелгь(**).
Но вслѣдъ за тѣмъ въ Бѣлинскомъ произошёлъ рѣшительный и окончательный переворотъ, на что имѣла вліяніе: несо
стоятельность самой философіи Гегеля, переѣздъ въ Петербѵргъ и ваковецъ сближеніе съ кружкомъ Огарева.
Въ охлажденіи къ системѣ Гегеля прежде всего помогъ самъ же нѣмецкій мыслитель. Многіе изъ московской молодёжи нача
ли говорить въ смыслѣ Гегеля же, во гораздо рѣшительнѣе и безпощаднѣе, нежели онъ самъ и тѣмъ обличили его несо
стоятельность. Рѣзкимъ, логически-вѣрпымъ развитіемъ истинъ Гегеля особенно отличался Бѣлинскій. Оиъ былъ однимъ изъ тѣхъ людей, которые до тѣхъ поръ не останутся въ покоѣ, пока не поймутъ и совершенно не усвоятъ себѣ извѣстную идею.
Пламенная, живая вагура Бѣлинскаго не могла остановиться на половинѣ дороги и удовлетвориться неясными, часто недосказан
ными, отвлечёнными теоріями. Анализируя и преслѣдуя каждое положеніе гегелевской философіи, онъ ушёлъ дальше самого Гегеля и потому вдался въ крайности, передъ которыми наконецъ самъ остановился.
Затѣмъ, въ бытвость свою въ Москвѣ, Бѣлинскій былъ весь поглощёнъ теоретическими умствованіями, мало обращалъ вниманія на то, что дѣлается въ дѣйствительности. Онъ свято вѣ
рилъ, что дѣйствительная жизнь выше всѣхъ мечтаніи; но самъ того не замѣчалъ, что оаъ идеализировалъ эту дѣйствительность,
переносилъ въ неё свой идеалъ. Петербургъ сразу отучалъ его
отъ идеализированія дѣйствительности. Живя въ этомъ городѣ, скоро поймёшь, что дѣйствительная жизнь совершенно чужда
гегелевскихъ идеаловъ н что выводы Гегеля о ея разумности —статья очень подозрительная, Петербургъ отрезвилъ Бѣлинска
го, онъ попристальнѣе взглянулъ, какъ на дѣйствительность, такъ и на гегелеву систему.
Наконецъ кружокъ Огарева, съ которымъ Бѣлинскій, вскорѣ по пріѣздѣ своемъ въ Петербургъ, совершенно сошёлся, довер
шилъ его преобразованіе^**}. Онъ убѣдился, что дѣйствительность имѣетъ въ себѣ много ложныхъ и нечастыхъ элементовъ, и съ тѣхъ поръ вся eto дѣятельность была направлена къ проведенію въ жизни разума и истины. Такой переходъ отъ аб
страктной идеальности къ дѣйствительной жизни, многіе ставили въ упрёкъ Бѣлинскому и видѣли въ нёмъ только шаткость убѣж
деній. Но Бѣлинскій не принадлежалъ къ числу тѣхъ мелкихъ натуръ, которыя, какъ улитки, приростаютъ къ своимъ допотоп
(*) См. Литературныя воспоминанія И. Панаева (Современникъ, І8б1 г., V I, 2 и 9).
(“*) См. Собраніе сочиненій Бѣлинскаго, ч. 111,
(**,‘) См. Совремеииикъ 1869 г., JVJ 1*и 1861 г., №№ 10
и 11.
лію стать во главѣ журнала, сотрудниками котораго должны были сдѣлаться всѣ его молодые и талантливые друзья. Онъ твёрдо былъ убѣждёнъ, что при ихъ содѣйствіи, соединённомъ съ его кипучей энергической дѣятельностью, успѣхъ журнала будетъ несомнѣненъ. «Я покажу, чѣмъ долженъ быть журналъ въ наше время», говорилъ онъ. Но надежды его не оиравдалнсь. Подписка на Наблюдателя оказалась незначительной н при выходѣ пятой книжки (1839 г.) средства издателя (Степанова)
уже совершенно были истощены. Сотрудники видѣли, что дѣло не ладится и охладѣли къ журналу; а Степановъ платилъ Бѣ
линскому за его труды самыя ничтожныя деньги, да и то въ неопредѣлённые сроки. При такихъ неблагопріятныхъ обстоятель
ствахъ, мелочныхъ долговъ у Бѣлинскаго набралось довольно много и они начинали сильно безпокоить его. Онъ жилъ тогда въ узенькомъ и глухомъ переулкѣ, не далеко отъ Никитскаго бульвара, въ деревянномъ одноэтажномъ домпкѣ, окиа котораго
были плчти наравнѣ съ кирпичнымъ узкимъ тротуаромъ. Обѣдъ Бѣлинскаго въ это время очевь часто состоялъ изъ дурно-сва
ренваго супа, который онъ густо посыпалъ перцемъ, и куска говядины изъ этого супа Конечно Бѣлинскій не могъ умереть съ голоду: близкіе люди не допустили бы его до этого; но жить благодѣяніями и ещё при сознаніи своей силы и таланта,
при увѣренности, что онъ могъ бы достаточно пріобрѣтать своими трудами—ие легко(*).
Всё это сдѣлало пребываніе въ Москвѣ для Бѣлинскаго невыносимымъ и овъ наконецъ рѣшился войти, при посредниче
ствѣ И. У. Панаева, въ соглашеніе съ А. А Краевскимъ. Вотъ
что, между прочимъ, писалъ Бѣлинскій къ И. И. Панаеву, въ февралѣ 1839 года: «Въ Москвѣ нечѣмъ мнѣ жить—въ ней, кромѣ любви, дружбы, добросовѣстности, нищеты и подобныхъ тому непитательныхъ блюдъ, ничего не готовится. Мнѣ надо ѣхать въ Іінтеръ и чѣмъ скорѣй, тѣмъ лучше, Прибѣгаю къ вашему ко мнѣ расположенію, къ вашей ко мнѣ дружбѣ—по
хлопочите объ устроеніи моеа судьбы. Г. Краевскій завалеиъ теперь дѣломъ—два журнала на рукахъ—думаю, что сотрудникъ, который въ состояніи ежемѣсячно поставлять около десяти лис
товъ оригинальнаго писанья или маранья—будетъ ему ве малою подмогою. Я бы желалъ взять на себя разборъ всѣхъ книгъ чнсто-литературвыхъ и даже нѣкоторыхъ другихъ; въ такомъ случаѣ въ каждую книжку 0. 3. я бы аккуратно поставлялъ отъ двухъ до пяти листовъ. Критика своимъ чередомъ,—Ко
ротко и ясно: почёмъ съ листа? Но главное вотъ въ чёмъ:
безъ 2000 мнѣ нельзя даже и пѣшкомъ пройти заставу: около этой суммы на мнѣ самаго важнаго долгу, сверхъ того, я хожу,
какъ нищій, въ рубишѣ. Кромѣ г. Краевскаго поговорите и съ другими, сами отъ себя ила черезъ кого нибудь: я продаю себя всѣмъ и каждому отъ Пеньковскаго до (тьфу ты гадость ка
кая) Булгарина,—кто больше дастъ, не стѣсняя притомъ моего образа мыслей, выраженія, словомъ мови литерат риом совѣсти, которая для меня такъ дорога, что во всёмъ Петер
бургѣ нѣтъ и приблизительной суммы для ея купли. Если дѣло дойдётъ до того, что мнѣ скажутъ: независимость и самобыт
ность убѣжденій или голодная смерть—у меня достанетъ силы скорѣе издохнуть какъ собакѣ, нещёли жив му отдаться на позорное съѣденіе псамъ....я такъ созданъ),(**),
(*) См. Носномипапія о Бйлинскоиъ И. Папаева (Современ - ника,, i860 г., Лё 11 и его Л.ітепагурныа воспоминанія (гамъ
же, 1861 г., .л? 9).
(*“) См. Воспоминанія о Бѣлинскомъ И. Панаева (Совремеа“икъ, 1869 -j ЛІ 1).
Редакторъ Отечественныхъ Записокъ возлагалъ сначала всѣ свои надежды, но критическому отдѣлу, на В. С. Межевячл, во разочаровавшись вскорѣ въ этомъ сотрудникѣ, распростёръ свой объятія къ прикупу .мальчишкѣ (какъ онъ называлъ сначала Бѣлинскаго) и предложилъ ему 3500 руб, ас. (т.-е. 1000 р,
сер.) вь годъ, съ тѣмъ, чтобъ Бѣлинскій принялъ на себя весь критическій и библіографическій отдѣлъ Отеч. Записокъ. Бѣлин
скій разумѣется охотно согласился и въ октябрѣ 1839 года перебрался въ Петербургъ^).
Статьи, писанныя Бѣлинскимъ въ 1840 и 1841 годахъ въ Отечественныхъ Запискахъ, по ихъ характеру и направленію, слѣдуетъ отнести къ московскому періоду его дѣятельности, потому что въ то время оиъ ещё ве совершенно отрѣшился отъ вліянія своей московской партіи и системы Гегеля, доказатель
ствомъ чему могутъ служить двѣ извѣстныя статьи его о Бо/іодинспоіі годовщинѣ и Менцелгь(**).
Но вслѣдъ за тѣмъ въ Бѣлинскомъ произошёлъ рѣшительный и окончательный переворотъ, на что имѣла вліяніе: несо
стоятельность самой философіи Гегеля, переѣздъ въ Петербѵргъ и ваковецъ сближеніе съ кружкомъ Огарева.
Въ охлажденіи къ системѣ Гегеля прежде всего помогъ самъ же нѣмецкій мыслитель. Многіе изъ московской молодёжи нача
ли говорить въ смыслѣ Гегеля же, во гораздо рѣшительнѣе и безпощаднѣе, нежели онъ самъ и тѣмъ обличили его несо
стоятельность. Рѣзкимъ, логически-вѣрпымъ развитіемъ истинъ Гегеля особенно отличался Бѣлинскій. Оиъ былъ однимъ изъ тѣхъ людей, которые до тѣхъ поръ не останутся въ покоѣ, пока не поймутъ и совершенно не усвоятъ себѣ извѣстную идею.
Пламенная, живая вагура Бѣлинскаго не могла остановиться на половинѣ дороги и удовлетвориться неясными, часто недосказан
ными, отвлечёнными теоріями. Анализируя и преслѣдуя каждое положеніе гегелевской философіи, онъ ушёлъ дальше самого Гегеля и потому вдался въ крайности, передъ которыми наконецъ самъ остановился.
Затѣмъ, въ бытвость свою въ Москвѣ, Бѣлинскій былъ весь поглощёнъ теоретическими умствованіями, мало обращалъ вниманія на то, что дѣлается въ дѣйствительности. Онъ свято вѣ
рилъ, что дѣйствительная жизнь выше всѣхъ мечтаніи; но самъ того не замѣчалъ, что оаъ идеализировалъ эту дѣйствительность,
переносилъ въ неё свой идеалъ. Петербургъ сразу отучалъ его
отъ идеализированія дѣйствительности. Живя въ этомъ городѣ, скоро поймёшь, что дѣйствительная жизнь совершенно чужда
гегелевскихъ идеаловъ н что выводы Гегеля о ея разумности —статья очень подозрительная, Петербургъ отрезвилъ Бѣлинска
го, онъ попристальнѣе взглянулъ, какъ на дѣйствительность, такъ и на гегелеву систему.
Наконецъ кружокъ Огарева, съ которымъ Бѣлинскій, вскорѣ по пріѣздѣ своемъ въ Петербургъ, совершенно сошёлся, довер
шилъ его преобразованіе^**}. Онъ убѣдился, что дѣйствительность имѣетъ въ себѣ много ложныхъ и нечастыхъ элементовъ, и съ тѣхъ поръ вся eto дѣятельность была направлена къ проведенію въ жизни разума и истины. Такой переходъ отъ аб
страктной идеальности къ дѣйствительной жизни, многіе ставили въ упрёкъ Бѣлинскому и видѣли въ нёмъ только шаткость убѣж
деній. Но Бѣлинскій не принадлежалъ къ числу тѣхъ мелкихъ натуръ, которыя, какъ улитки, приростаютъ къ своимъ допотоп
(*) См. Литературныя воспоминанія И. Панаева (Современникъ, І8б1 г., V I, 2 и 9).
(“*) См. Собраніе сочиненій Бѣлинскаго, ч. 111,
(**,‘) См. Совремеииикъ 1869 г., JVJ 1*и 1861 г., №№ 10
и 11.