Новые пути оперы и балета °)
А. В. Луначарский
	Последние этапы в развитии буржуазной оперы
	После веристской оперы, совершенно параллельно тогдашней литературе,
опера пыталась развернуться в импрессионистские формы. Вы знаете, что ко-
Hen 19 века был периодом большого упадка энергии буржуазии. Уже этот
самый стиль модерн, декаданс говорил, что это не Ни 4е 56ее, а Нп de classe,
что это околевает буржуазия. Но она не околела, а, напротив, — других заста-
вила ‘околеть в миллионах экземпляров. Произошел громадный своеобразный
подъем настроения. В опере мы видим огромный успех импрессионизма, напри-
мер, в форме дебюссизма.

После войны опера пережила влияние экспрессионизма, явившегося в ре-
зультате колоссальной боли, с которой интеллигенция, — особенно интеллигенция
побежденных стран, — оплакивала огромные военные потери. Первые экспрес-
сионисты были плакальщиками. Это было не пение, а завывание, рыдание, и
все течение это сводилось к тому, что нужно кричать, выть, дать в самом
сыром и разительном виде „эксприме“, т. е. дать самую убедительную экспрес-
сию того, что копошится в личности, которая хочет себя противопоставить и
природе, и обществу. Когда начался процесс стабилизации и буржуазная интел-
лигенция повеселела, экспрессионизм стал переходить к более жизнерадостным,
но не менее лишенным интеллектуального содержания, формам и дал полуджаз-
бандную оперу.

Музыка на Западе играет сейчас роль не выразителя каких-то глубоких
настроений, конструктора воли к строительству общественных форм. Она играет
роль, главным образом, оглушителя. Так смотрит буржуазия на все свои раз-
влечения. В каждом городе есть один или несколько пылающих электричеством
кварталов, которые ночью зазывают всякого, от рабочего до банкира, развлечься
и вкусить законную награду за свои труды в качестве эксплоататора или экспло-
атируемого. Развлечения есть на все цены. Цель их — забыться, потому что
никакой другой цели у буржуазии нет; она не может указать никакой’ цели,
так как ее хищническая и паразитская сущность противоречит всякой морали,
всякой социальной установке. Она говорит: работай, за работу получай плату
и эту плату умей сейчас же превратить в наслаждение. Тем более бессмысленно
копить, что, может быть, завтра будет война и твои деньги превратятся в че-
репки, поэтому реализуй их. Увеселения эти сопровождаются музыкой, главным
образом, танцевальной. Поэтому музыке придан характер блистательный, оглу-
шительный. Она действует как шипучее вино, очень быстро заставляющее
забыть все окружающее и на несколько часов потонуть в блаженстве, которое
буржуазия рассматривает, как настоящую зарплату. Булка, пиво или пара шта-
нов — это не есть настоящая заработная плата, а настоящая заработная плата —
это приятные оглушители, приятные сладостные наркотики.

Поэтому так бессодержательны и эти новейшие западные оперы. В них
нет никакого содержания. „Веселить — и больше ничего“, —это их центральная
идея. Они себя утверждают как такие блистательные оглушители.

Я не буду затруднять вас изложением соответственной параллельной оперы
у нас в России, хотя история ее чрезвычайно поучительна. Я’ расставлю только
основные вехи для того, чтобы видно было, как это дело шло у нас. У нас
музыка Глинки была параллельна поэзии Пушкина. Начиная с Даргомыжского,
мы имеем переход к буржуазным формам, к жизни мелкого помещика. Он был
	 ) Окончание. См. „Пролетарский музыкант“. № 5 (13).