CO ~ = an а 4 3 окружен буржуазной средой. Вместе с подъемом буржуазии мы имеем высту- пление разночинства. Затем мы имеем Мусоргского. Это один из величайших художников народ- ничества. До сих пор это еще Монблан, из которого текут реки искусства. Но дальше последовал срыв народничества. Настроения меняются. Мы встречаем стремление убаюкивать себя какими-то успокаивающими элегическими звуками. Намечается переход к „чистому искусству“, потому что в это время появи- лась богатая буржуазия, которая дала приют интеллигенции. У нас лоявились большие слои европеизированной буржуазии, которые требовали для себя бле- стяшей жизненной обстановки. Появилось декоративное искусство, искусство виешне, правда, увлекательное. Так как этой буржуазии присущи были антимо- нархические тенденции, то отсюда у Римского-Корсакова мы имеем некоторые нотки, которые не чужды нам, некоторые нотки протеста против грубых форм деспотизма. Приближаясь к нашему времени, мы имеем Стравинского с его положением между символизмом и новыми потребностями и формами (я имею ввиду наисовременнейшую музыку, вроде Кшенека и Хиндемита). В известной степени к такого же типа музыке можно отнести „Любовь к трем апельсинам“. Должны ли мы сохранять оперу Вот что мы до сих пор имели. И вдруг революция, и не в Западной Европе, а именно у нас. Революция, открывшая пролетариату доступ к оперному театру, дала возможность выявить его стремление к этой форме искусства. Почему же Большой или Мариинский театр, где музыканты сидели в шу- бах, дрожали от холода и в паузах дули себе на пальцы, неизменно поднимали каждый вечер свой занавес, хотя бы где-то неподалеку грохотали пушки, и привлекали неизменно большое количество публики, и публики на ббльшую половину пролетарской? Потому что эта форма театра давала большую радость искусства, с точки зрения изображения жизни приподнятой, в необычайно яркой красочности, в праздничной выразительности. К этому прибавлялось мастерство вообще, — мастерство пения, музыки и танца, т. е. законченность исполнения, которую рабочие в высшей степени ценят. Они хотят, чтобы было „здорово сделано“, чтобы чувствовался настоящий мастер. И, наконец, здесь был синтез искусств, которого нет в драме. г Рабочий жил всегда вне сферы искусства. Ленин говорил, что мы должны искусство, которое произвели дворяне, чиновники и капиталисты, дать народу. „Как это, — буржуазное искусство?“ Да каждого из нас, если б мы это сказали, да еще без оговорок, взяли бы под жесточайший обстрел. А в программе партии именно так и сказано, о пролетарском искусстве там ничего не было написано. Конечно, это не остается правильным для нашего времени. Теперь центр тяжести должен быть перенесен на новое художественное творчество. Но тогда у нас никакого художественного творчества не было и, понимая, что его в более или менее зрелой форме не будет в ближайшее время, Ленин говорил: дайте почув- ствовать рабочему, который завоевал мир, что все лучшее из достояния бур- жуазии принадлежит теперь ему. Это было в высшей степени мудро и правильно. И до сих пор роскошными театрами буржуазии пролетариат пользуется как местом своих праздников, потому что он любит яркие краски, хорошую, мону- ментальную музыку, торжественные движения и Т. д. Этот театр сохранил свое обаяние до настоящего времени. Очень часто самый настоящий пролетарий скажет вам, что он с большим удовольствием смотрит современную драму и понимает ее первенствующее значение для нашего времени, но что он не хочет ограничивать ею весь театр и, смотря, например, „Кармен“, он получает самый настоящий отдых и жизненную зарядку. Я вижу, скажет он, здесь жизнь яркую, хотя она и неё так представлена, как бывает в реальности, я вижу человека, который не ходит, а танцует, не говорит, а поет, и буду радоваться этому, 1 *