CO ~ = an а 4 3

 

 

окружен буржуазной средой. Вместе с подъемом буржуазии мы имеем высту-
пление разночинства.

Затем мы имеем Мусоргского. Это один из величайших художников народ-
ничества. До сих пор это еще Монблан, из которого текут реки искусства.

Но дальше последовал срыв народничества. Настроения меняются. Мы
встречаем стремление убаюкивать себя какими-то успокаивающими элегическими
звуками. Намечается переход к „чистому искусству“, потому что в это время появи-
лась богатая буржуазия, которая дала приют интеллигенции. У нас лоявились
большие слои европеизированной буржуазии, которые требовали для себя бле-
стяшей жизненной обстановки. Появилось декоративное искусство, искусство
виешне, правда, увлекательное. Так как этой буржуазии присущи были антимо-
нархические тенденции, то отсюда у Римского-Корсакова мы имеем некоторые
нотки, которые не чужды нам, некоторые нотки протеста против грубых форм
деспотизма. Приближаясь к нашему времени, мы имеем Стравинского с его
положением между символизмом и новыми потребностями и формами (я имею
ввиду наисовременнейшую музыку, вроде Кшенека и Хиндемита). В известной
степени к такого же типа музыке можно отнести „Любовь к трем апельсинам“.
	Должны ли мы сохранять оперу
	Вот что мы до сих пор имели. И вдруг революция, и не в Западной Европе,
а именно у нас. Революция, открывшая пролетариату доступ к оперному театру,
дала возможность выявить его стремление к этой форме искусства.

Почему же Большой или Мариинский театр, где музыканты сидели в шу-
бах, дрожали от холода и в паузах дули себе на пальцы, неизменно поднимали
каждый вечер свой занавес, хотя бы где-то неподалеку грохотали пушки, и
привлекали неизменно большое количество публики, и публики на ббльшую
половину пролетарской? Потому что эта форма театра давала большую радость
искусства, с точки зрения изображения жизни приподнятой, в необычайно яркой
красочности, в праздничной выразительности. К этому прибавлялось мастерство
вообще, — мастерство пения, музыки и танца, т. е. законченность исполнения,
которую рабочие в высшей степени ценят. Они хотят, чтобы было „здорово
сделано“, чтобы чувствовался настоящий мастер. И, наконец, здесь был синтез
искусств, которого нет в драме. г

Рабочий жил всегда вне сферы искусства. Ленин говорил, что мы должны
искусство, которое произвели дворяне, чиновники и капиталисты, дать народу.
„Как это, — буржуазное искусство?“ Да каждого из нас, если б мы это сказали,
да еще без оговорок, взяли бы под жесточайший обстрел. А в программе партии
именно так и сказано, о пролетарском искусстве там ничего не было написано.
Конечно, это не остается правильным для нашего времени. Теперь центр тяжести
должен быть перенесен на новое художественное творчество. Но тогда у нас
никакого художественного творчества не было и, понимая, что его в более или
менее зрелой форме не будет в ближайшее время, Ленин говорил: дайте почув-
ствовать рабочему, который завоевал мир, что все лучшее из достояния бур-
жуазии принадлежит теперь ему. Это было в высшей степени мудро и правильно.
И до сих пор роскошными театрами буржуазии пролетариат пользуется как
местом своих праздников, потому что он любит яркие краски, хорошую, мону-
ментальную музыку, торжественные движения и Т. д. Этот театр сохранил свое
обаяние до настоящего времени. Очень часто самый настоящий пролетарий
скажет вам, что он с большим удовольствием смотрит современную драму и
понимает ее первенствующее значение для нашего времени, но что он не хочет
ограничивать ею весь театр и, смотря, например, „Кармен“, он получает самый
настоящий отдых и жизненную зарядку. Я вижу, скажет он, здесь жизнь яркую,
хотя она и неё так представлена, как бывает в реальности, я вижу человека,
который не ходит, а танцует, не говорит, а поет, и буду радоваться этому,
	 1 *