РЕАЛИСТЫ, НА ПРИСТУП!

Великая Французская Революция наложила яркую печать на искусство и литературу своего времени. Основатель натурализма Ретиф-де-ля- Бретон, грязный гений, по выражению Мирабо,
окончательно порвал с жеманными традициями аристократических классиков. Буржуазные «буду
щие» классики, а тогда новаторы, неряшливые в стиле, основательно и глубоко зачерпывающие тему в социальной плоскости, создали новый сво
бодный и близкий народу язык, и выковали новые и более свободные формы.
Те из них, которые тяготели к отмирающему аристократизму, пошли но линии романтики, те, которые устремились к будущему, увязав свои
творения с своим классом, пришедшим к власти, проложили дорогу реализму и натурализму. Четверть века спустя, после Великой Революции ге
ниальный Бальзак продолжил дело Ретиф-де-ля- Бретон’а и на его фундаменте воздвиг здание реализма. Романтик Бернардэн-де-Сэн-Пьер и за
тем Шатобриан заложили семена, пышный цвет которых мы увидели у Виктора Гюго.
Но собственно эпоха Революции, найдя своего гениального выразителя в живописи в лице Давида и его школы, — относительно мало дала театру. Однако, в первые же 10 лет во француз
ском театре буржуазная мелодрама уже вытесняла аристократическую трагедию, бытовая ко
медия нашла ярких выразителей, и Шекспир занял почетное место в репертуаре.
Наша Великая Революция еще не подпела итогов своего воздействия на художественное
творчество, но уже ясно обозначились те пути, по которым оно движется. Они те-же —реализм и романтизм. И точно так яге, как и тогда реа
лизм упирается в грядущее, тесно увязавшись с вожделениями нового класса-победителя, с пролетариатом и крестьянством, а романтизм — все та же оглядка назад. Но наше движение шире и решительнее и как раз заострено именно в области театра. Как и тогда, реалисты и романтики прокладывают новые пути.
Это соображение надо иметь в виду при оценке творчества того или иного автора, при оценке оформления на сцене их произведений.
Реалисты нам ближе, потому что это лицо современности, устремленное вперед. Романтики вам менее близки, потому что это лицо современности, обращенное вспять. На обоих лежит пе
чать великой революции, оба течения выражают величайший мировой сдвиг.
А что же составляет общий стержень этих двух личин искусства? Дореволюционная лите
ратура и ее сценическое оформление упирались в общечеловеческое. Человек как человек, где класса — основа на которой вышивались узоры. Для господствующего класса имело огромное агитационное значение выпирание идеи общечеловеческого. Эта идея стушевывала классовые различия, задерживала оформление классового инстинкта угнетенных, но не мешала существованию классовой полиции, классового суда и клас
совой армии. Наоборот, этим орудиям классового господства она придавала характер государственной необходимости и общественной справедливости.
В произведениях после революционных — общечеловека уже нет. Он убит даже в «Днях Турбиных». Он вырван с корнем в пьесе «Вокруг света на самом себе». Он убит и вытравлен не только авторами, но и актером, и режиссером, и декоратором.
Разве в «Борисе Годунове» при всей ограниченности мещанской трактовки, при всем несо
ответствии этого пышного и величественного стиля Барокко, с нашей пролетарской скудостью и бедностью, не выявлен с потрясающей наготой классовый антагонизм. С исключительной убедительностью именно в «Борисе Годунове» отчеканены, как монолиты, классовые фигуры, в которых общечеловек и не ночевал. А в пьесе «Вокруг света на самом себе» — господа иностранцы, кино-режиссер и приявший власть лавочник, разве не обращают в посмешище романтического воздыхателя по общечеловеческой культуре.
Голос революции звучит независимо от добрых намерений, от трактовки и подхода даже там, где мещанин забавляется. Иначе и быть не может, никто не в силах устоять против мощного потока событий, как не в силах и грязная лужа не отразить великолепного блеска солнца.
Но, конечно, тот, кто хочет стать идеологом нового класса, пришедшего к власти, кто хочет жить, а не мямлить, тот должен смотреть впе
ред, а не вспять. Честь и слава нашей великой революции, отражающейся и в лужах, заставляющей себя обслуживать и тех, чей удел вздыхать о невозвратном прошлом.
Но молодые силы, но те, которые хотят жить, не на берегу луж усядутся, когда заманчивое
море манит навстречу солнечным дням. К чорту романтику, реалисты — на приступ!
Мруз.
К постановке „НЕГРИТЕНОК И ОБЕЗЬЯНА“
в Моск. Театре для Детей „ДОБРАЯ НЕГРА
Эскиз Г. ГОЛЬЦ