внѣ-лицейскихъ образованных^, кружковъ. Въ изгнаны поэтъ поминаетъ

бесѣды прежннхъ лѣтъ, Младые вечера, пророческіе споры,
Знакомыхъ мертвецовъ живые разговоры,
и теперь стремится на свободѣ вознаградить
Мятежной младости утраченные годы
И въ просвѣщеніи—стать съ вѣкомъ наравнѣ

(Чаадаеву, 1821 г.).

Онъ лихорадочно читаетъ, бесѣдуетъ, затѣвая споры, чтобъ научиться изъ отвѣтовъ; жалуется ивъ Михайловскаго князю Вяземскому: «Вотъ одна изъ невыгодъ моей ссылки: не имѣю способовъ учиться, пока пора!» Такъ зрѣли въ душевной глубинѣ думы и требовали выхода, осуществленія. Но какъ ихъ осуществить?—вотъ вопросъ. Отсюда тревожныя исканія свободы, независимости, затѣи ѣхать за границу, либо жажда борьбы, войны, сильныхъ ощущеній, лишь бы сбыть накопившіяся силы, выйти изъ сонной колеи. Срывалось неосторожное слово; a извѣстно,
Что пылкихъ душъ неосторожность Самолюбивую ничтожность
Иль оскорбляеть, иль смѣшитъ,
Что умъ, любя просторъ, тѣснитъ

(Онѣгинъ, VIII, 9).

«Этакой ты неуимчивый», говаривала ему няня. «Зачѣмъ-же затягивать новый узелъ? — писалъ князь Вяземскій:—попробуй плыть по водѣ, ты довольно боролся съ теченіемъ». А вдали Карамзинъ, заявлявшій себя республиканцемъ «по чувствамъ», покачивалъ головою надъ поэтомъ - «либералистомъ»: «Таланта дѣііствительно прекрасный; жаль, что нѣтъ