тамъ Московскаго университета по полученіи извѣстія о кончинѣ Пушкина: его сочиненіями «начи
нается новая эпоха -въ русской литературѣ, эпоха нацгопальности».
Большіе русскіе поэты стояли у его колыбели; иныхъ онъ видѣлъ въ домѣ отца, другихъ въ Лицеѣ; онъ вчитывался въ нихъ и учился, но его первона
чальное воспитаніе было иностранное, главнымъ образомъ, французское, какъ въ большинствѣ образованныхъ дворянскихъ семей того времени. Его французскія письма не лишены стиля, и в пору своей «національности» онъ не освободился отъ нѣкоторыхъ галлицизмовъ. Такимъ образомъ онъ естественно попалъ въ колею обычныхъ чтеній, отъ французских!, классиковъ ХѴІІ-го вѣка до Вольтера и Парни, Ше
нье, Шатобріана и Жоржа Занда, отъ Вальтера Скотта и Байрона до Шекспира, и невольно втягивался въ ихъ кругозоръ, въ прелесть формъ и содержаніе настроеній. Но онъ не подражалъ, какъ наши сенти- V менталисты и романтики, а творилъ на новыхъ стезяхъ. «Талантъ неволенъ, говорилъ онъ, и его подражаніе не есть постыдное похищеніе,... признакъ умственной скудости, но благородная надежда на свои собственный силы, надежда открыть новые міры, стремясь по слѣдамъ генія». Какъ Мольеръ, онъ у дру
гихъ бралъ свое: формы, отвѣчавшія его поэтическому чутью, будившія въ немъ его собственные «звуки новые;!-; типы, которые онъ находилъ я кругозіъ себя, стремления, которыя дѣлилъ съ лучшими людьми своего времени и самъ переживалъ страстно и тре
вожно. Уже въ этомъ смыслѣ онъ былъ націоналенъ и могъ сказать: