социалистического строя, руководимых великой партией коммунизма,—вот силы, прорывшие новые пути под землей. Го
ворить о метрополитене советской Москвы — значит говорить о
самой Москве. О новом темпераменте города, об усложнении и увеличении творческих функций его граждан. Об их подвижности, о лучеобразно растущих предместьях столицы.
Никто в мире не ездит так часто, как москвич. В годы своего процветания даже величайший и энергичнейший из капиталистических городов — Нью-Йорк — показывал в среднем 500 поездок в год на жителя. А москвич ездит около 700 раз в год. Причину этого понять нетрудно. Судьбы наших людей расширились. В жизнь каждого советского человека вошло все разнообразие труда и творчества. Днем он работает на заводе, ве
чером— учится в институте. В свободные часы он едет на заня
тия литературного кружка или на репетицию самодеятельного оркестра. Он работает в секции Моссовета. В качестве народного
заседателя он разбирает дела в советском суде. Он посещает театры и стадионы, турниры и матчи. Все открыто перед ним,
все зовет его к жадной, напряженной деятельности. Великая забота тов. Сталина о трудящихся, воля большевиков, энтузиазм миллионов — вот подлинный автор метро.
И вот — метро существует!
Сняты деревянные заборы, в течение двух лет ограждавшие шахты Метростроя и скрывавшие от наших взоров героический труд горняков, подземные сражения с водой и плывунами,
увлекательную поэму подземки. В тринадцати пунктах столицы обнажились под сброшенными лесами наземные вестибюли с простой, но красноречивой буквой «М». Проросшая сквозь мохнатые дебри старой Москвы социалистическая столица уверенно ввела в архитектурный ансамбль города свиту нарядно одетых строений, гранитным пунктиром обозначавших на по
верхности подземную трассу метро. Побывавшие за границей
люди порой выражали сомнение в необходимо еда больших наземных вестибюлей: ведь в том же Берлине вход в метро представляет собой простую дырку в землю, обнесенную желез
ной оградой. Но когда один из этих людей, директор крупного завода, спустился на станции московского метро в подземный вестибюль, он сказал, обращаясь к строителям:
— Теперь я понимаю необходимость наземных вестибюлей в Москве. У нас под землей так торжественно и красиво, так светло и жизнерадостно, что грешно было бы не обозначить на поверхности вход на этот подземный праздник архитектуры.
Директор правдиво передал ощущения, охватывающие пассажира при спуске под землю.
, Свет —• вот первый признак московского «подземелья». Он
обволакивает вас, он пронизывает вас. Правильно! Пассажира
ворить о метрополитене советской Москвы — значит говорить о
самой Москве. О новом темпераменте города, об усложнении и увеличении творческих функций его граждан. Об их подвижности, о лучеобразно растущих предместьях столицы.
Никто в мире не ездит так часто, как москвич. В годы своего процветания даже величайший и энергичнейший из капиталистических городов — Нью-Йорк — показывал в среднем 500 поездок в год на жителя. А москвич ездит около 700 раз в год. Причину этого понять нетрудно. Судьбы наших людей расширились. В жизнь каждого советского человека вошло все разнообразие труда и творчества. Днем он работает на заводе, ве
чером— учится в институте. В свободные часы он едет на заня
тия литературного кружка или на репетицию самодеятельного оркестра. Он работает в секции Моссовета. В качестве народного
заседателя он разбирает дела в советском суде. Он посещает театры и стадионы, турниры и матчи. Все открыто перед ним,
все зовет его к жадной, напряженной деятельности. Великая забота тов. Сталина о трудящихся, воля большевиков, энтузиазм миллионов — вот подлинный автор метро.
И вот — метро существует!
Сняты деревянные заборы, в течение двух лет ограждавшие шахты Метростроя и скрывавшие от наших взоров героический труд горняков, подземные сражения с водой и плывунами,
увлекательную поэму подземки. В тринадцати пунктах столицы обнажились под сброшенными лесами наземные вестибюли с простой, но красноречивой буквой «М». Проросшая сквозь мохнатые дебри старой Москвы социалистическая столица уверенно ввела в архитектурный ансамбль города свиту нарядно одетых строений, гранитным пунктиром обозначавших на по
верхности подземную трассу метро. Побывавшие за границей
люди порой выражали сомнение в необходимо еда больших наземных вестибюлей: ведь в том же Берлине вход в метро представляет собой простую дырку в землю, обнесенную желез
ной оградой. Но когда один из этих людей, директор крупного завода, спустился на станции московского метро в подземный вестибюль, он сказал, обращаясь к строителям:
— Теперь я понимаю необходимость наземных вестибюлей в Москве. У нас под землей так торжественно и красиво, так светло и жизнерадостно, что грешно было бы не обозначить на поверхности вход на этот подземный праздник архитектуры.
Директор правдиво передал ощущения, охватывающие пассажира при спуске под землю.
, Свет —• вот первый признак московского «подземелья». Он
обволакивает вас, он пронизывает вас. Правильно! Пассажира