стороны, съ какою же цѣлью долженъ поэтъ быть какимъ-то рабскимъ эхомъ жизни, и притомъ эхомъ, далеко уступающимъ отражаемымъ звукамъ? А съ другой стороны—долженъ ли поэтъ, дѣйствительно, подобно эху, отражать безразлично все, что только ни вошло въ его кругозоръ, или онъ имѣетъ право
выбора? Вышеупомянутый принципъ потому и оказался недостаточенъ, что онъ не отвѣчалъ на эти вопросы и допускалъ
въ области искусства хаосъ и безцѣльность. Въ самомъ дѣлѣ, чтб бы поэту ни вздумалось изображать: явленія, выражающія собою духъ вѣка или журчанія ручейковъ, роковыя стремленія своихъ современниковъ, или же впечатлѣнія и мелкія подроб
ности рыбныхъ ловлей—все безразлично входило въ область реальнаго искусства и допускалось вышеупомянутымъ принци
помъ, лишь бы только изображеніе было вѣрно дѣйствительности. Изъ этого выходила распущенность и произволъ почти
столь же необузданные, какіе господствовали и въ романтизмѣ съ его теоріею безусловной свободы поэтической фаптазіи. Тогда-то и возникли двѣ партіи: одна осталась при прежнемъ принципѣ, т.-е. вполнѣ довольствовалась тѣмъ, чтобы искус
ство изображало художественно-вѣрно жизнь, не входя при этомъ въ разборъ, что и для чего изображается произведеніемъ.
Люди этой партіи не отвергали того, что искусство должно быть полезно, но въ то же время они полагали, что польза его заключается въ самой его сферѣ, безотносительно къ содержанію изящныхъ произведеній, что искусство само по себѣ приноситъ свою специфическую пользу тѣмъ уже, что художественно изображаете жизнь, во всей ея правдѣ, и требовать отъ него другихъ какихъ-нибудь цѣлей, это значитъ вы
водить его изъ своей сферы, заставлять его переставать быть
искусствомъ. Противъ этихъ прпверженцевъ стараго принципа возникли новые люди, которые начали доказывать, что старый принципъ недостаточно опредѣляетъ значеніе и цѣль искусства, что для поэта недостаточно вѣрно изображать первое, что по
палось ему на глаза и привлекло его вниманіе, что не всякое изображеніе дѣйствительности имѣетъ одинаковое значеніе и приноситъ одинаковую долю пользы, что неизмеримая бездна лежитъ между безцѣльнымъ изображеніемъ соловьиныхъ трелей или любовныхъ тоыленій и такихъ явленій жизни, въ которыхь лежатъ суіцественныя задачи вѣка. Болѣе десяти лѣтъ велись