тельваго вніімавія ва красоты природы, по цѣлымъ часамъ слѣдить за тѣмъ, какъ тучки плывутъ по небосклону; онъ станетъ изучать такія явленія жизни, которыя такъ или иначе относятся къ вопросамъ, занимающвмъ его умъ. И если онъ обладаете дѣйствительнымъ талантомъ, явленія эти не замедлять сложиться въ поэтическіе образы; тогда пусть онъ са
дится къ столу и воспроизводитъ эти образы; пусть въ это время онъ ни о чемъ не думаетъ болѣе, какъ только о поэтическомъ воспроизведен^ и задастся исключительно художе
ственными дѣлями и, повѣрьте, произведена его въ гораздо большей степени проникнуты будутъ серьёзными, глубокими тенденциями, чѣмъ еслибы онъ преднамѣренно задался ими.
Не только помимо, но иногда и вопреки воли его поэтическіе образы станутъ сами по себѣ вопіять вамъ о вашихъ скор
бяхъ и нуждахъ и будутъ производить на васъ тѣмъ сильнѣйшее впечатлѣніе, чѣмъ меньше преднамѣренности со стороны автора. Таковъ законъ иллюзіи, что всякое непреднамѣренное мѣткое замѣчаніе, нечаянная острота, случайно сорвавшіяся
съ языка, дѣйствуютъ сильнѣе разсчитанныхъ и взвѣшанныхъ предварительно словъ. Въ этомъ отношеніи искусство должно идти совершенно по тому же пути, по какому идете наука. Когда ученый принимается за свои изслѣдованія, онъ ограни
чивается только общими, всѣмъ и каждому съ дѣтскихъ лѣть извѣстными соображеніями о томъ, что всѣ научныя изслѣдованія должны клониться къ пользѣ людямъ; но было бы не
лѣно, еслибы ученый захотѣлъ заранѣе опредѣлить, какую долю пользы принесутъ его изслѣдованія и въ какомъ видѣ;
вдругъ бы ему пришла въ голову мысль: дай, молъ, я открою такой газъ, который горѣлъ бы свѣтлѣе водорода и стоилъ бы вдесятеро дешевле. Вы, конечно, тотчасъ-же усомнились бы въ успѣхѣ подобнаго предпріятія, назвали бы ученаго химеристомъ и готовы были бы побиться объ закладъ, что подобныя преднамѣренныя изысканія ни къ чему не поведутъ;
но мало того, что они ни къ чему не поведутъ—они могутъ помѣшать ученому сдѣлать десять полезнѣйшихъ непредвидимыхъ открытій въ теченіе того времени, которое онъ потра
тите на свой замыселъ. На этомъ основаніи вы не требуете отъ ученаго ничего болѣе, какъ только того, чтобы онъ изслѣдовалъ свой предмете, и затѣмъ повѣдалъ міру о тѣхъ от
дится къ столу и воспроизводитъ эти образы; пусть въ это время онъ ни о чемъ не думаетъ болѣе, какъ только о поэтическомъ воспроизведен^ и задастся исключительно художе
ственными дѣлями и, повѣрьте, произведена его въ гораздо большей степени проникнуты будутъ серьёзными, глубокими тенденциями, чѣмъ еслибы онъ преднамѣренно задался ими.
Не только помимо, но иногда и вопреки воли его поэтическіе образы станутъ сами по себѣ вопіять вамъ о вашихъ скор
бяхъ и нуждахъ и будутъ производить на васъ тѣмъ сильнѣйшее впечатлѣніе, чѣмъ меньше преднамѣренности со стороны автора. Таковъ законъ иллюзіи, что всякое непреднамѣренное мѣткое замѣчаніе, нечаянная острота, случайно сорвавшіяся
съ языка, дѣйствуютъ сильнѣе разсчитанныхъ и взвѣшанныхъ предварительно словъ. Въ этомъ отношеніи искусство должно идти совершенно по тому же пути, по какому идете наука. Когда ученый принимается за свои изслѣдованія, онъ ограни
чивается только общими, всѣмъ и каждому съ дѣтскихъ лѣть извѣстными соображеніями о томъ, что всѣ научныя изслѣдованія должны клониться къ пользѣ людямъ; но было бы не
лѣно, еслибы ученый захотѣлъ заранѣе опредѣлить, какую долю пользы принесутъ его изслѣдованія и въ какомъ видѣ;
вдругъ бы ему пришла въ голову мысль: дай, молъ, я открою такой газъ, который горѣлъ бы свѣтлѣе водорода и стоилъ бы вдесятеро дешевле. Вы, конечно, тотчасъ-же усомнились бы въ успѣхѣ подобнаго предпріятія, назвали бы ученаго химеристомъ и готовы были бы побиться объ закладъ, что подобныя преднамѣренныя изысканія ни къ чему не поведутъ;
но мало того, что они ни къ чему не поведутъ—они могутъ помѣшать ученому сдѣлать десять полезнѣйшихъ непредвидимыхъ открытій въ теченіе того времени, которое онъ потра
тите на свой замыселъ. На этомъ основаніи вы не требуете отъ ученаго ничего болѣе, какъ только того, чтобы онъ изслѣдовалъ свой предмете, и затѣмъ повѣдалъ міру о тѣхъ от