Но эти такъ-называемыя княжескія пѣсни, по своей малочисленности и разрозненности, едва ли могутъ почи
таться даже особымъ цикломъ, а по содержанію и складу своему на столько безцвѣтны, что не останавливаютъ вниманія.
Только съ средины XYI вѣка народное творчество нашло себѣ опять въ лицѣ Ивана Васильевича Грознаго (1533—1584 г.г.) героя, стоящаго, при всѣхъ своихъ недоитаткахъ, по уму и силѣ характера, головою выше своихъ окружающихъ. Здѣсь описываемыя событія по большей части идутъ уже рядомъ съ историческими Фак
тами, и потому былины этого круга, московско петровскія,
какъ и примыкающія къ нимъ казацкія, могутъ быть
названы также историческими пѣснями. Но пѣсни эти, и по духу и по Формѣ своей, уже значительно разнятся отъ пѣсенъ древней Руси — кіевскихъ и новгородскихъ. Тамъ при могучихъ Фантастическихъ образахъ, разсказъ
течетъ величаво-спокойно, разливаясь нерѣдко весьма широко и какъ-бы даже щеголяя частыми повтореніями. Въ московскихъ былинахъ эта основная черта эпической
поэзіи почти отсутствуетъ; здѣсь общій характеръ — краткость изложенія, быстрота и драматизмъ дѣйствія, а затѣмъ и задушевная, элегическая нота, которая, чѣмъ ближе къ нашему времени, тѣмъ звучитъ громче. Въ то же время все чаще попадаются книжныя выраженія, повторяющія языкъ московскихъ лѣтописей.
Нослѣ Грознаго сила былевой пѣсни опять ослабѣваетъ. Наиболѣе выдающіяся личности, наиболѣе памятные моменты до-петровской Руси, правда, находятъ еще отголосокъ въ пѣснѣ: памятуются въ ней царевичъ Димитрій Угличскій и Борись Годуновъ, Гришка Отрепьевъ и Тушинскій воръ, Михаиле Скопит, Василій Шуйскій и
Прокопъ Ляпуновъ, Козьма Мининъ и князь Пожарскій. Но истинно поэтическій элементъ проявляется уже только урывками.
Съ воцареніемъ Петра J, народное вдохновеніе какъ-бы на время окрыляется. Энергическій, строгій образъ великаго преобразователя, какъ и нѣкоторыя частности изъ его государственной и семейной жизни, живо воскрешаютъ въ памяти народной незабытаго еще вполнѣ въ теченіе ста слишкомъ лѣтъ Грознаго. Для прославленія
таться даже особымъ цикломъ, а по содержанію и складу своему на столько безцвѣтны, что не останавливаютъ вниманія.
Только съ средины XYI вѣка народное творчество нашло себѣ опять въ лицѣ Ивана Васильевича Грознаго (1533—1584 г.г.) героя, стоящаго, при всѣхъ своихъ недоитаткахъ, по уму и силѣ характера, головою выше своихъ окружающихъ. Здѣсь описываемыя событія по большей части идутъ уже рядомъ съ историческими Фак
тами, и потому былины этого круга, московско петровскія,
какъ и примыкающія къ нимъ казацкія, могутъ быть
названы также историческими пѣснями. Но пѣсни эти, и по духу и по Формѣ своей, уже значительно разнятся отъ пѣсенъ древней Руси — кіевскихъ и новгородскихъ. Тамъ при могучихъ Фантастическихъ образахъ, разсказъ
течетъ величаво-спокойно, разливаясь нерѣдко весьма широко и какъ-бы даже щеголяя частыми повтореніями. Въ московскихъ былинахъ эта основная черта эпической
поэзіи почти отсутствуетъ; здѣсь общій характеръ — краткость изложенія, быстрота и драматизмъ дѣйствія, а затѣмъ и задушевная, элегическая нота, которая, чѣмъ ближе къ нашему времени, тѣмъ звучитъ громче. Въ то же время все чаще попадаются книжныя выраженія, повторяющія языкъ московскихъ лѣтописей.
Нослѣ Грознаго сила былевой пѣсни опять ослабѣваетъ. Наиболѣе выдающіяся личности, наиболѣе памятные моменты до-петровской Руси, правда, находятъ еще отголосокъ въ пѣснѣ: памятуются въ ней царевичъ Димитрій Угличскій и Борись Годуновъ, Гришка Отрепьевъ и Тушинскій воръ, Михаиле Скопит, Василій Шуйскій и
Прокопъ Ляпуновъ, Козьма Мининъ и князь Пожарскій. Но истинно поэтическій элементъ проявляется уже только урывками.
Съ воцареніемъ Петра J, народное вдохновеніе какъ-бы на время окрыляется. Энергическій, строгій образъ великаго преобразователя, какъ и нѣкоторыя частности изъ его государственной и семейной жизни, живо воскрешаютъ въ памяти народной незабытаго еще вполнѣ въ теченіе ста слишкомъ лѣтъ Грознаго. Для прославленія