Пройти вовсе мимо этихъ опытовъ расцвѣтающаго таланта было бы несправедливо
Вотъ почему кажется мнѣ не лишнимъ познакомить читателей съ нѣкоторыми вещами Чехова, не включенными въ полное собраніе его сочиненій.
Для каждаго работающаго надъ Чеховымъ это живые человѣческіе документы,—и прежде всего писательскіе документы, свидѣтельствующіе объ огромномъ запасѣ выдум


ки и мѣткости сужденій юнаго Антоши Чехонте, который вырасталъ въ Антона Чехова.


Есть что-то удивительно милое и притягательное въ самомъ образѣ молодого Чехова. В. Г. Короленко, который встрѣтился съ нимъ какъ разъ въ началѣ восьмидесятыхъ годовъ, отмѣтилъ именно эту черту притягательности. „Въ
лицѣ Чехова, говоритъ онъ,—несмотря на его несомнѣнную интеллигентность, была какая-то складка, напоминающая деревенскаго парня. Даже глаза Чехова, голубые, лучистые и глубокіе свѣтились одновременно мыслію и какой-то особен
ной дѣтской непосредственностью. Казалось, изъ глазъ его струится неисчерпаемый источникъ остроумія и веселья, которымъ были переполнены его разсказы. И вмѣстѣ угадыва
лось что-то болѣе глубокое, чему предстояло развернуться, и развернуться въ хорошую сторону “. Любящій наблюдатель, Короленко чутко уловилъ душевную настроенность этого беззаботнаго забавника, потѣшающагося на страницахъ „Развлеченія и „Будильника . Поставщикъ „комаровъ и мухъ“, какимъ рисовался онъ читателямъ „Стрекозы ,—для самого себя онъ былъ судьей не только строгимъ, но и придирчивымъ. Во всемъ, что онъ дѣлалъ проступаетъ одна черта,
сохраненная имъ до конца дней,—черта собственнаго досто-. инства. Онъ пишетъ о себѣ брату Александру Павловичу:
„Я газетчикъ, потому что много пишу, но это временно... Онымъ не умру. Коли буду писать, то непремѣнно издалека, изъ щелочки...


Не завидуй, братецъ, мнѣ! Писанье, кромѣ дерганья, ничего не даетъ мнѣ. 100 рублей, которые я получаю въ мѣсяцъ, уходятъ въ утробу и нѣтъ силъ перемѣнить свой сѣ