заставляютъ въ классной заниматься скучными діалогами и диктантами; онъ хочетъ всѣмъ нравиться, быть находчивымъ,
выдержаннымъ — и вмѣстѣ съ тѣмъ чувствуетъ свою полную неприспособленность кь этому; его мучаеть даже некрасивое лицо, непослушные вихристые волосы, широкій носъ, маленькіе сѣрые глаза. Спасенія отъ всѣхъ этихъ бѣдствій онъ ищетъ въ мечтѣ, которой предается до одурѣнія, до полнаго умственнаго наркоза. Онъ еще не знаетъ страданія, но слишкомъ хо
рошо знакомъ съ грустью и даже любитъ грустить, любить уходить въ созерцаніе и, даже какъ бы, смакованіе собственнаго своего выдуман наго страданія...
Со смертью графини Остенъ-Сакенъ, опека надъ сиротами перешла къ ихъ теткѣ Юшковой, жившей съ мужемъ въ Ка
зани, куда и переѣхала вся семья. Юшкова, богатая и знатная дама, принимала въ своей гостиной все „лучшее общество , и въ ея домѣ уже не было и помину простой деревенской помѣщичьей жизни — все свидѣтельствовало о родовитости, богатствѣ, связяхъ. И вотъ, здѣсь полностью расцвѣли и распустились комильфотныя стремленія Льва Николаевича. Этому способство
вала и самая атмосфера богатаго дома, которая, казалось, была проникнута заботами о томъ, чтобы все было на лучіпій ладь. Сама же тетка Юшкова, мечтала для своихъ титулованныхъ племянниковъ о карьерѣ дипломатовъ или флигель-адъютантовъ. Сохранилось ея изрѣченіе: „rien не forme un jeune homme comme une liaison avec une femme comme—il faut. Съ переѣздомъ въ Казань кончилось и дѣтство — эта счастливая невозвратная пора.
Въ 1844 г. Л. Н. Толстой поступаетъ въ Казанскій университетъ на факультетъ восточныхъ языковъ, а черезъ годъ переходить на юридическій. Въ университетъ въ то время богачи поступали 14-ти, 15-ти лѣгь прямо изъ классной помѣщичьяго дома, гдѣ большинство получало болѣе чѣмъ сомнительную под
готовку. Впрочемъ, и въ стѣнахъ высшихъ учебныхъ заведеній наука не пользовалась особеннымъ почетомъ, если она вообще была. Понятно, читались лекціи, и внѣшній видъ научности соблюдался, но далѣе, глубже ни профессора ни студенты не забирались. Профессора были плохіе, или должны были молчать, ограничиваясь чтеніемъ записокъ, тщательно просмотрѣнныхъ
выдержаннымъ — и вмѣстѣ съ тѣмъ чувствуетъ свою полную неприспособленность кь этому; его мучаеть даже некрасивое лицо, непослушные вихристые волосы, широкій носъ, маленькіе сѣрые глаза. Спасенія отъ всѣхъ этихъ бѣдствій онъ ищетъ въ мечтѣ, которой предается до одурѣнія, до полнаго умственнаго наркоза. Онъ еще не знаетъ страданія, но слишкомъ хо
рошо знакомъ съ грустью и даже любитъ грустить, любить уходить въ созерцаніе и, даже какъ бы, смакованіе собственнаго своего выдуман наго страданія...
Со смертью графини Остенъ-Сакенъ, опека надъ сиротами перешла къ ихъ теткѣ Юшковой, жившей съ мужемъ въ Ка
зани, куда и переѣхала вся семья. Юшкова, богатая и знатная дама, принимала въ своей гостиной все „лучшее общество , и въ ея домѣ уже не было и помину простой деревенской помѣщичьей жизни — все свидѣтельствовало о родовитости, богатствѣ, связяхъ. И вотъ, здѣсь полностью расцвѣли и распустились комильфотныя стремленія Льва Николаевича. Этому способство
вала и самая атмосфера богатаго дома, которая, казалось, была проникнута заботами о томъ, чтобы все было на лучіпій ладь. Сама же тетка Юшкова, мечтала для своихъ титулованныхъ племянниковъ о карьерѣ дипломатовъ или флигель-адъютантовъ. Сохранилось ея изрѣченіе: „rien не forme un jeune homme comme une liaison avec une femme comme—il faut. Съ переѣздомъ въ Казань кончилось и дѣтство — эта счастливая невозвратная пора.
Въ 1844 г. Л. Н. Толстой поступаетъ въ Казанскій университетъ на факультетъ восточныхъ языковъ, а черезъ годъ переходить на юридическій. Въ университетъ въ то время богачи поступали 14-ти, 15-ти лѣгь прямо изъ классной помѣщичьяго дома, гдѣ большинство получало болѣе чѣмъ сомнительную под
готовку. Впрочемъ, и въ стѣнахъ высшихъ учебныхъ заведеній наука не пользовалась особеннымъ почетомъ, если она вообще была. Понятно, читались лекціи, и внѣшній видъ научности соблюдался, но далѣе, глубже ни профессора ни студенты не забирались. Профессора были плохіе, или должны были молчать, ограничиваясь чтеніемъ записокъ, тщательно просмотрѣнныхъ