чѣмъ ему предоставляли; отсюда недовольство, небрежность, ирезрѣніе. Описаніе „Юности Толстой начинаетъ словами: „Я сказалъ, что дружба моя съ товарищемъ открыла мнѣ новый взглядъ на жизнь, ея цѣли и отношенія. Сущность этого взгля
да состояла въ убѣжденіи, что назначеніе человѣка есть стре
наслаждался только открытіемъ новыхъ мыслей, вытекающихъ изъ этого убѣжденія, и составленіемъ блестящихъ плановъ нравственной дѣятельной будущности; но жизнь моя шла все тѣмъ же мелочнымъ, запутаннымъ и празднымъ порядкомъ. Те добродѣтельныя мысли, которыя мы въ бесѣдахъ переби рали, еще нравились только моему уму, а не чувству. Но про
шло время, когда эти мысли съ такой свѣжей силой мораль наго открытія пришли мнѣ въ голову, что я испугался, поду
мавъ о томъ, сколько времени я потерялъ даромъ, и тотчасъ же, въ ту же секунду, захотѣлъ прилагать эти мысли къ жи
зни съ твердымъ намѣреніемъ никогда уже не измѣнять имъ. И съ этого времени я считаю начало юности. Очевидно, что въ Л. Н. Толстомъ на ряду съ скептицизмомъ появилась новая, хотя еще и робко звучащая струна совершенствованія.
Не выдержавъ экзаменовъ на третій курсъ, Л. Н. Толстой бросаетъ университетъ и уѣзжаетъ въ Ясную Поляну, гдѣ прожилъ почти безвыѣздно съ 1847 по 1851 г. „Я выхожу изъ университета, пишетъ онъ, чтобы посвятить себя жизни въ де
ревнѣ, потому что чувствую, что рожденъ для нея. Главное зло заключается въ самомъ бѣдственномъ, жалкомъ положеніи мужиковъ, и зло такое, которое можно исправить только трудомъ и терпѣніемъ. Не моя ли священная и прямая обязанность заботиться о счастьи этихъ семисотъ человѣкъ, за которыхъ я долженъ буду отвѣтить Богу. Не грѣхъ ли покидать ихъ на произволъ грубыхъ старость и управляющихъ изъ-за плановъ наслажденія и честолюбія, и зачѣмъ искать въ другой сферѣ случаевъ быть полезнымъ и дѣлать добро, когда мнѣ открывается блестящая и ближайшая обязанность. Я пошелъ по со
вершенно особенной дорогѣ, но которая хороша и, я чувствую, приведетъ меня къ счастью . Надо замѣтить, что на рѣшеніе Толстого поселиться въ деревнѣ имѣли огромное вліяніе прои
да состояла въ убѣжденіи, что назначеніе человѣка есть стре
мленіе къ нравственному усовершенствованію, и что усовершенствованіе это легко, возможно и вѣчно. Но до сихъ поръ я
наслаждался только открытіемъ новыхъ мыслей, вытекающихъ изъ этого убѣжденія, и составленіемъ блестящихъ плановъ нравственной дѣятельной будущности; но жизнь моя шла все тѣмъ же мелочнымъ, запутаннымъ и празднымъ порядкомъ. Те добродѣтельныя мысли, которыя мы въ бесѣдахъ переби рали, еще нравились только моему уму, а не чувству. Но про
шло время, когда эти мысли съ такой свѣжей силой мораль наго открытія пришли мнѣ въ голову, что я испугался, поду
мавъ о томъ, сколько времени я потерялъ даромъ, и тотчасъ же, въ ту же секунду, захотѣлъ прилагать эти мысли къ жи
зни съ твердымъ намѣреніемъ никогда уже не измѣнять имъ. И съ этого времени я считаю начало юности. Очевидно, что въ Л. Н. Толстомъ на ряду съ скептицизмомъ появилась новая, хотя еще и робко звучащая струна совершенствованія.
Не выдержавъ экзаменовъ на третій курсъ, Л. Н. Толстой бросаетъ университетъ и уѣзжаетъ въ Ясную Поляну, гдѣ прожилъ почти безвыѣздно съ 1847 по 1851 г. „Я выхожу изъ университета, пишетъ онъ, чтобы посвятить себя жизни въ де
ревнѣ, потому что чувствую, что рожденъ для нея. Главное зло заключается въ самомъ бѣдственномъ, жалкомъ положеніи мужиковъ, и зло такое, которое можно исправить только трудомъ и терпѣніемъ. Не моя ли священная и прямая обязанность заботиться о счастьи этихъ семисотъ человѣкъ, за которыхъ я долженъ буду отвѣтить Богу. Не грѣхъ ли покидать ихъ на произволъ грубыхъ старость и управляющихъ изъ-за плановъ наслажденія и честолюбія, и зачѣмъ искать въ другой сферѣ случаевъ быть полезнымъ и дѣлать добро, когда мнѣ открывается блестящая и ближайшая обязанность. Я пошелъ по со
вершенно особенной дорогѣ, но которая хороша и, я чувствую, приведетъ меня къ счастью . Надо замѣтить, что на рѣшеніе Толстого поселиться въ деревнѣ имѣли огромное вліяніе прои