изведеніяхъ Толстого. Современники могли только догадываться, что въ «Дѣтствѣ», «Отрочествѣ», «Юно
сти» художникъ черпалъ изъ области личныхъ воспоминаній и переживаній, какъ это дѣлаетъ всякій начинающій поэтъ. Но они ничего не знали о той сложной и напряженной внутренней жизни, которую
переживалъ Толстой въ юности и молодости, и не подозрѣвали, какъ тѣсно, какъ органически связывалось творчество молодого художника съ его собственной
душевной исторіей. Имъ казалось, что во всѣхъ этихъ повѣстяхъ и очеркахъ даны лишь художественно-правдивые результаты наблюденій и психологической про
зорливости, въ составъ которыхъ входили и элементы самоанализа. Теперь мы знаемъ, что самоанализъ составлялъ важнѣйшую, центральную часть творчества Толстого той эпохи, какъ и послѣдующихъ, и былъ той главной пружиной, которая и приводила въ дѣйствіе его художническую мысль. Какъ художникъ-психологъ, Толстой интересовался преимущественно самимъ собой и воспроизводилъ свою собственную ду
шевную жизнь, процессы своего развитія, своего самосознанія, и его произведенія были итогами этихъ процессовъ, авторскою исповѣдью. Такое творчество можно назвать субъективнымъ въ тѣсномъ смыслѣ, или лично - субъективнымъ. Но, кромѣ воспроизведенія лич
ности и душевной жизни автора, мы видимъ въ ран
нихъ повѣстяхъ Толстого изображеніе и той среды, къ которой принадлежитъ авторъ,—быта, нравовъ,
психологіи и всякихъ мелочей жизни великосвѣтскаго круга. Все это нарисовано и разслѣдовано не такъ, какъ могъ бы сдѣлать это посторонній наблюдатель, а съ тою компетенціей и проникновенностью, который краснорѣчиво свидѣтельствуютъ о томъ, что авторъ — плоть отъ плоти и кость отъ кости этой среды. Здѣсь