ны проклинать эти объективныя условія. Въ моменты конфликта между ихъ сознаніемъ и ходомъ исторіи они погружаются не въ исторію, а въ глубину своего сознанія. Въ эти моменты они склонны впадать въ отчаяніе, видѣть въ ходѣ жизни проявленіе слѣпыхъ высшихъ силъ; готовы отрицать ни въ чемъ неповинную человѣческую мысль только за то, что она не оправдала ихъ ожиданій;
и взамѣнъ ея они поютъ панегирики не логическому, ирраціональному мышленію, даже безумію. Наконецъ, въ эти моменты они отрицаютъ соціальное усиліе и соли
дарность чѳловѣчества и склонны прославлять эгоизмъ и изолированную человѣческую душу. Они прославляютъ тѣ душевныя состоянія человѣка, въ которыхъ рѣзко про
является не его солидарность съ человѣчествомъ, а его
обособленность. Именно въ такія эпохи процвѣтаетъ пессимизмъ и богоборчество, мистицизмъ и богоискатель
ство, эстетическій и половой экстазъ, импрессіонизмъ и культа инстинкта,—словомъ, все то, что служить протестомъ противъ общественнаго начала, противъ объективная изслѣдованія, противъ всѣхъ устоевъ, на кото
рые опиралось общество въ предшествующій періодъ въ своемъ стремленіи къ удовлѳтворенію назрѣвшихъ по
требностей. „Вѣхи“ являются характерными памятникомъ, отражающимъ этотъ напряженный момента въ исторіи нашего общественнаго развитія. Въ этомъ сборникѣ есть только одна ошибка: терминъ „интеллигенция слѣдовало бы замѣнить словами: „часть интеллигенций. Потому что той части интеллигенціи, которая отвѣта на мучиншіе ее вопросы искала на землѣ, а не на небѣ, не въ чемъ каяться. Она могла дѣлать ошибки, могла неправильно оцѣнить и понять действительность и соотношеніе силъ.
Но ея методъ остается для нея непогрѣшимымъ: изслѣдованіе дѣствительности, подготовка и организація народныхъ силъ, общественное усиліе, какъ самые вѣрные