Съ тихой грустью на блѣдныхъ устахъ, Подъ грозой, величаво—безгласная, Молода умерла ты, прекрасная, И такой же явилася мнѣ
При волшебно свѣтящей лунѣ“.
Н. А. Некрасовъ далекъ однако отъ изображенія своей матери пассивной личностью, существомъ, по слабости характера или вообще по собственной винѣ и житейской неприспособленности подвергаю
щимся невзгодамъ новой жизни: въ поступкѣ матери онъ видитъ геройскій подвигъ, сознательный, рѣшительный шагъ, не вспышку чувства и связанный съ нею необдуманный поступокъ, а разумное и благородное рѣшеніе уйти,, отъ ликующихъ, праздно болтающихъ въ ст.інъ погибающихъ“.
Двѣ отчизны было у матери поэта: одна, залитая кровью борцовъ за освобожденіе—Польша, другая, стонавшая подъ игомъ тяжелаго режима и позорнаго крѣпостничества—Россія, и мать поэта, по его изображенію, сознательно отдаетъ свои силы на служеніе ’ второй
Конечно, при положеніи русской женщины, хотя бы и помѣщицы, въ крѣпостническую эпоху, и въ силу характера мужа Александры Андреевны, ея помощь крѣпостнымъ рабамъ не могла быть особенно значительной; обрисовку этой типичной стороны русской жизни того вре
мени и обрисовку того, что все-таки могла сдѣлать для своихъ крѣ
постныхъ гуманная помѣщица, Н. А. Некрасовъ даетъ въ той же поэмѣ, говоря:
„Обречена на скромную борьбу,
Ты не могла голодному дать хлѣба, Ты не могла свободы дать рабу;
Но лишній разъ не сжало чувство страха Его души—ты то дала рабамъ.
Но лишній разъ изъ трепета и праха


Онъ поднялъ взоръ бодрѣе къ небесамъ;


Выть можетъ, даръ бѣднѣе капли въ морѣ? Но двадцать лѣтъ! Но тысячѣ сердецъ!...“
Счастье рабы-женщины, счастье труженика-пахаря она ставить выше своего личнаго. Въ уста матери сынъ-поэтъ влагаетъ такія слова:
„Несчастна я, терзаемая другомъ,
Но предъ тобой, о женщина—раба,
Передъ рабомъ, согнувшимся надъ плугомъ, Моя судьба—завидная судьба.
Несчастна ты, о родина, я знаю—
Весь край въ крови, весь пламенемъ обьятъ,