LI

Если русскій народный эносъ является только въ отдѣльныхъ пѣсняхъ, предлагая плоды народной Фантазіи лишь по частямъ, не объединенными въ цѣльной поэмѣ подобно греческой Иліадѣ и Одиссеѣ или индійской Магабгаратѣ,—зато онъ не носитъ на себѣ по большей части ни ыалѣйшаго прикосновенія рукъ книжниковъ. Са
мая Форма этихъ пѣсенъ, стихъ которыхъ въ устахъ пѣвдовъ неотъемдемъ отъ ихъ наиѣва, предстала со всѣми особенностями древняго склада и тѣхъ мѣстныхъ
видоизмѣненій, которымъ подвержено живое народное слово и, наконецъ, даже съ сохраненіемъ тѣхъ особенностей, которыя отличаютъ пѣвческіе пріемы каждаго пѣвца. Собиратели пѣсенъ не могли, конечно, сразу примѣниться къ вполнѣ точ
ному воспроизведенію на письмѣ этихъ едва уловимымъ оттѣнковъ рѣчи—и тексты многихъ былинъ не сохранили ихъ съ буквальною точностію: вотъ почему, читая былины, въ однѣхъ замѣчаешь болѣе такихъ особенностей, въ другихъ—менѣе. Но всѣ собиратели уже знакомые съ требованіями науки, не коснулись содержанія русскаго эпоса—и такимъ образомъ мы обладаемъ имъ въ той чистотѣ, о которой соби
ратели старинныхъ поэмъ Западной Европы и мечтать не могутъ: тамъ произведенія
народнаго генія являются въ значительной долѣ сочиненными тѣми средневѣковыми грамотеями, которые не различали дѣло собирателя пѣсенъ отъ дѣла ихъ сочинителя.
Непосредственное чувство русскаго безграмотнаго землепашца, ремесленника или лодочника встрѣтилось съ любознательными людьми науки, умѣвшими съ подобающимъ уваженіемъ воздержаться отъ вмешательства личнаго вкуса при записываніи національной пѣсни.
Открытіе такого поэтическаго богатства въ шестидесятыхъ годахъ нашего вѣка было до того неожиданно, что возбудило даже нѣкоторое сомнѣніе. Рыбникову при
шлось обстоятельно изложить всѣ подробности своихъ поѣздокъ, во время которыхъ онъ собралъ свое сокровище; Академія Наукъ и Географическое общество съ своей стороны удостовѣрились въ истинѣ сообщаемыхъ собирателями Фактовъ. ГІозднѣйшая поѣздка ГильФердинга и свѣдѣнія, сообщенныя имъ объ Онежскомъ краѣ въ превосходномъ и строго-научномъ сборникѣ былинъ 1873 г., подтвердили сообщеніе Рыбни
кова и пополнили ихъ именованіемъ самихъ пѣвцовъ и свѣдѣніями объ ихъ личностяхъ. Наконецъ образованная публика обѣихъ столицъ слышала и такихъ пѣвцовъ, приглашенныхъ для ознакомленія съ ними воочію съ далекаго сѣвера, гдѣ наибодѣе сохранились эти остатки древняго эпоса. Московская публика слышала въ семидесятыхъ годахъ на публичномъ засѣданіи Общ. Любителей Россійской Словесности, одного изъ этихъ пѣвцовъ, приглашеннаго въ залу университета Ѳ. И. Буслаевымъ, бывшимъ тогда предсѣдателемъ этого общества.
Одновременно съ обнародованіемъ былинъ началось и изученіе ихъ, и до нашихъ дней онѣ составляютъ предметъ занятій спеціалистовъ. При этомъ изученіи послѣдовательно прилагались пріемы, которые вырабатывались для трудовъ такого рода европейскою наукою: сравнительной миѳологіи, изслѣдованія историческаго элемента поэзіи, чужеземныхъ вліяній и книжныхъ источниковъ.
Читая былины, мы имѣемъ дѣло съ поэтическимъ вымысломъ, произведеніемъ народнаго творчества. При высокой художественной цѣнности произведеній этого рода могла ли не обратить на нихъ вниманіе и школа?
Мы всѣ были свидѣтелями этого важнаго явленія въ нашей школѣ. Обращаюсь
къ своимъ личнымъ воспоминаніямъ, которыя относятся именно къ этому времени.