Свѣтскіе успѣхи жены Пушкина, Наталіи Николаевны, въ 1836 году достигли апогея. «Natalie... въ большой модѣ, какъ никогда, а ея мужъ съ каждымъ днемъ все болѣе н болѣе скученъ и себялюбивъ» писала А. Н. ВульФъ своей матери 9 марта
1836 года 26). Лѣтомъ этого же года настойчивый ухаживапія Дантеса сдѣлалпсь настолько явными, что о нихъ говорилъ весь Петербургскій «свѣтъ», и около имени Natalie свилась сплетня, недвусмысленно затрагивавшая честь замужней женщины. Всѣ эти разговоры и пересуды, конечно, достигали слуха Пушкина, пугали поэта, разжигали его ревиивую подозрительность и заста
вляли постоянно быть пасторожѣ. Легко раздражаясь, отзываясь на каждую мелочь, которая ему казалась чуть ли не смертельной обидой, какъ это видно изъ столкновенія его съ гр. Соллогубомъ, Пушкинъ находился въ подавленномъ состояпіи духа и много страдалъ. Тяжелыя душевныя переживанія усиливали его повы
шенную нервность, а къ этому еще присоединялись литературныя и матеріальныя неудачи. Нуженъ былъ незначительный новодъ,
чтобы личная, трудно скрываемая драма выросла въ явную для всѣхъ трагедію.
Утромъ 4 ноября, по городской почтѣ, тогда только что заведенной въ столицѣ, Пушкинъ получплъ анонимное письмо, въ которомъ поэту выдавался дипломъ рогоносца. Одинакаго содержанія письма получили и нѣкоторые его друзья: Карамзины, Е. М. Хитрово, князь П. А. Вяземскій, тетка графа В. А. Соллогуба—
А. И. Васнльчнкова, К. О.Россетъ—братъ А. О. Смирновой и граФъ М. ІО. Віельгорскщ 27). Друзья думали скрыть пасквиль отъ поэта, но, какъ писалъ кн. П. А. Вяземскій вел. кн. Михаилу Павловичу, «тайна эта далеко не была тайной для мпогихъ лицъ, получившихъ подобныя письма, и даже Пушкинъ не только самъ получплъ такое же, но и два другихъ подобныхъ, переданныхъ ему друзьями, не знавшими ихъ содержанія и поставленными въ такое же положеніе, какъ и мы» 28).
Зная послѣдніе мѣсяцы жизни поэта, его душевное состояніе, ъ большая ошибка думать — какъ предполагалъ Данзасъ, — что
«если бы не эти записки, у Пушкина съ Дантесомъ не было бы
1836 года 26). Лѣтомъ этого же года настойчивый ухаживапія Дантеса сдѣлалпсь настолько явными, что о нихъ говорилъ весь Петербургскій «свѣтъ», и около имени Natalie свилась сплетня, недвусмысленно затрагивавшая честь замужней женщины. Всѣ эти разговоры и пересуды, конечно, достигали слуха Пушкина, пугали поэта, разжигали его ревиивую подозрительность и заста
вляли постоянно быть пасторожѣ. Легко раздражаясь, отзываясь на каждую мелочь, которая ему казалась чуть ли не смертельной обидой, какъ это видно изъ столкновенія его съ гр. Соллогубомъ, Пушкинъ находился въ подавленномъ состояпіи духа и много страдалъ. Тяжелыя душевныя переживанія усиливали его повы
шенную нервность, а къ этому еще присоединялись литературныя и матеріальныя неудачи. Нуженъ былъ незначительный новодъ,
чтобы личная, трудно скрываемая драма выросла въ явную для всѣхъ трагедію.
Утромъ 4 ноября, по городской почтѣ, тогда только что заведенной въ столицѣ, Пушкинъ получплъ анонимное письмо, въ которомъ поэту выдавался дипломъ рогоносца. Одинакаго содержанія письма получили и нѣкоторые его друзья: Карамзины, Е. М. Хитрово, князь П. А. Вяземскій, тетка графа В. А. Соллогуба—
А. И. Васнльчнкова, К. О.Россетъ—братъ А. О. Смирновой и граФъ М. ІО. Віельгорскщ 27). Друзья думали скрыть пасквиль отъ поэта, но, какъ писалъ кн. П. А. Вяземскій вел. кн. Михаилу Павловичу, «тайна эта далеко не была тайной для мпогихъ лицъ, получившихъ подобныя письма, и даже Пушкинъ не только самъ получплъ такое же, но и два другихъ подобныхъ, переданныхъ ему друзьями, не знавшими ихъ содержанія и поставленными въ такое же положеніе, какъ и мы» 28).
Зная послѣдніе мѣсяцы жизни поэта, его душевное состояніе, ъ большая ошибка думать — какъ предполагалъ Данзасъ, — что
«если бы не эти записки, у Пушкина съ Дантесомъ не было бы