Это ново, хорошо подано, это нравится публике.
Этого но было у Труцци. Много уступающий в технике и разнообразии фигур, Адольфи, не открывая новых Америк, берет милыми, но страшно трудными, нравящимися публике пустячками.
* * *
Теперь о так называемых смертных номерах. Их считают четыре, хотя, по моему мнению, их больше.
Выступления Вельданос, исполняющих рискованные акробатические упражнения на быстро вращаемой электрической штанге, проходят при затаенном дыхании зала.
Тегетхофф чарует и заинтересовывает своим блестящим выступлением. Его номера из таких, которые не забываются. Как жаль, что нот словесных дополнений к его „замысловатым (для непосвященных) штукам.
Венгерская группа акробатов Фалуди будоражит зрителя. Бешеный галопный номер проходит при теплом отношении публики.
А сальтомортале на плечи третьего человека окончательно повергает в прах немногих скептиков. Труппа ушла, а зал аплодирует. Хочется еще этого шума, венгерского говора, задора, разнообразных движений 6 Фалуди.
Балет на льду Айзбалет — сочетание спорта и искусства — номер чрезвычайно трудный, рискованный и заслуживает всяческого внимания.
Странное дело, партером айзбалет принимался холодно, но вот выше, где публика попроще, галерка — бес
новалась. Или это потому, что нэпмановская публика научилась сама проделывать номера много сложнее.
И, наконец, смертно-смертный (смертельных номеров несколько) номер, со всей его подготовкой доводит зрителя, что называется, до белого каления. Слабонерв
ные уходят. Цирк — эта тысячеголовая масса — затаилась, лишь детишки нарушают тишину. Закутанный в белое шерстяное трико — Клифф-Аэрос.
Во время приготовления к прыжку повсюду тихие споры. Этот номер заставляет о себе говорить.
И, наконец, взбирание по тонкой железной лестнице, прилаживание и неоднократное порывание прыгнуть— сердят зрителя.
Когда нервы начинают сдавать, сверху грузно — как мешок, падает человек.
Что ж, раз человек „шутит жизнью , пусть шутит. А нервы у нас выдержат. Такие номера для нас небезразличны. Какая от этого польза — это другой вопрос.
* * *
В заключение — о клоунах, сатирическом отделе цирка.
Он представлен слабо и неудовлетворительно. На 95 процентов программа рассчитана на игру с нервами,
а чтобы отдохнуть, посмеяться над собой и другими, этого но было. Или было, но недостаточно.
Об Эйжен и Ролан (лучшие комики СССР?!) говорить не стоит. Вечно с одним и тем же репертуаром, всем надоевшими приемами.
Сами посудите, кто не знает случая с вешалкой, традиционными (как всегда нелепыми) пощечинами и др. И, да но будет сказано в укор, лучше бы дирекция с такими номерами но выступала.
Но, как говорится, дальше своего носа не прыгнешь. Или жанр у них такой аполитичный, межпланетный, пустой и недоходящий.
Впрочем, вина в этом больше администрации. Ста
рались же Эйжен и Ролан во-всю. Любая хорошенькая женщина...
И, когда после всех этих спортивных, стрелковых, тупых, смертоносных номеров приходят Альперов и Макс (удивительно незвучные фамилии), на сердце малинник.
Не мало пришлось проглотить горьких пилюль от острот популярных клоунов зрителям. А какой вы най
дете смех лучшим и приятным, как не смех над собой, над своей маской.
Маски эти были раскрыты. Обычные пословицы ожили, стали изобличителями недугов нашего переходного периода.
„Со счета по копейке — завхозу сапоги . „Мистеру Болдуину палка в спину .
„Жене соболя и еноты — мужу принудительные работы .
„Декрет резать нельзя, а обойти можно . Не хотелось с ними расставаться.
Это то немногое, что дал цирк. И все же мы говорим:
Надо главным образом напирать на сатиру, юмор, высмеивающие в любых видах, картинах наши не
достатки. Цирк — трибуна масс, это известно всем, а
над чем смеется масса, чем она живет? Она живет политическими событиями. Их не было. Но они должны быть.
Поднимая наш голос за обновление цирка, за его уклон в сторону народных, трибунных, сатирических представлений, мы берем пример с кино.
Если кино является — немым пропагандистом, учителем, советчиком, то цирк вдвойне живой пропагандист. Лю
бые идеи, наболевшие вопросы, недостатки па арене цирка не только можно бичевать, но и предотвращать.
С этой стороной цирк никак не справляется.
Выписать хорошего артиста не штука, нам надо выращивать своего на нашей русской почве, в наших условиях.
Впрочем, доказывать умным людям, что они умные— это повод заподозрить в них дураков.
* * *
Программа цирка интересна, она завоевала зрителя, но вместе с тем в цирке осталось очень мало циркового, трибунного.
У нас сейчас больное место — растраты. Цирк мог бы откликнуться на это явление по отдель
ным номером, куплетом, а целым отделением. Арена цирка могла бы выпустить свои модные изречения, темы для разговоров.
К сожалению, этого нет.
Цирк главным образом посещается окраинами. Что творится там?
Спасибо — Альперову и Максу, они посильно (двумя куплетами) откликнулись на это.
А кулак, деревня, выселение помещиков, борьба старого и нового быта — разве все это не интересно городу?
На 50 процентов программа цирка должна быть отведена под злободневные вопросы.
Мы бегло коснулись только наболевших вопросов нашей действительности, не обмолвившись о загранице.
Нот, по нашему мнению, на такой бы путь нужно стать советскому цирку. Тогда отпал бы вопрос о ва
рягах, иностранном засильи и прочих неприятных, но необходимых вещах.
Н. БРЫКИН.