стѣны, а укрѣпленіе ихъ едва ли возможно. Вообще, Очкинскій домъ рѣдкій примѣръ непрочной постройки, въ противоположность всѣмъ воздвигавшимся въ то время другимъ домамъ.
Домъ въ Очкинѣ это царство стиля Людовика XVI, подобно тому, какъ Гомель показатель Николаевскаго искусства, а дворецъ въ Хотѣни характеризуетъ Александровское время и его вкусы.
Въ ряду усадебъ, нами уже разсмотрѣнныхъ и еще намѣченныхъ къ описанію, это жемчужина одного ожерелья Черниговскихъ усадебъ (Качановка — Оливъ; Душатинъ — Кулябко-Корецкихъ; Стольное — Мусинъ-Пушкиныхъ, Полошки — Скоропадскихъ, и др.).
Георгій Лукомскій.


ПИСЬМА И BILLETS DOUX.


ӀӀӀ.
Mon cher, cher Rédacteur.
Я такъ давно, такъ давно вамъ ничего не писала! Но вы не должны на меня сердиться. Не правда ли, вы на меня не сердитесь? Вѣдь вы — а real gentleman,
и не можете хотѣть этого женщинѣ, en vouloir à une femme. И, кромѣ того, я совсѣмъ не виновата, а виноваты только европейскія событія.
Я разскажу вамъ все по-порядку.
Весной, въ маѣ мѣсяцѣ — я ужасно люблю май! а вы? — le prince, mon mari хотѣлъ, чтобъ я ѣхала въ
деревню, къ намъ въ родовое имѣніе, которое было подарено еще его прадѣду Императрицей Екатериной.
Императрица Екатерина, говорятъ, ужасно любила прадѣда моего мужа за то, что онъ былъ очень весе
лый и умный. Это имѣніе очень красивое, вродѣ тѣхъ, которыя вы фотографируете въ вашемъ миломъ журналѣ.
Тамъ прелестный château, оранжерея, гдѣ растутъ ананасы и персики, большой англійскій паркъ съ старыми, старыми деревьями и очень много земли, на которой мужики сѣютъ хлѣбъ — и бѣлый, и черный. Тоже тамъ много этого краснаго растенія, изъ кото
раго дѣлаютъ борщокъ. Мой мужъ говоритъ, что изъ этого растенія приготовляютъ сахаръ; но я думаю, что онъ, по своему обыкновенію, смѣется надо мной, потому что какъ же можно изъ этого растенія дѣлать
сахаръ: оно — красное, скорѣе даже цвѣта бордо, а сахаръ — бѣлый.
Такъ вотъ видите. Мой мужъ хотѣлъ, чтобъ я ѣхала въ деревню, но я не хотѣла, потому что хотя тамъ очень красиво, но тамъ тоже очень скучно. Я совсѣмъ, совсѣмъ не знаю, что мнѣ тамъ дѣлать. Когда я туда пріѣзжаю, я немного гуляю и очень
много читаю. Иногда le prince, mon mari приглашаетъ въ гости сосѣдей, но они какіе то скучные и очень шумятъ. Единственный сосѣдъ нашего круга это— старый графъ Санищинъ, но онъ такой старый, что никогда къ намъ не пріѣзжаетъ, и потомъ онъ, правда, слишкомъ старый, даже если бы онъ и пріѣзжалъ: онъ былъ еще флигель-адъютантомъ Императора
Николая Павловича. Хотя онъ и былъ пожалованъ флигель-адъютантомъ въ чинѣ корнета и всего только за годъ до кончины Императора, но всетаки — вы сами понимаете, что это было очень давно. Это уже древняя исторія.
Но я какъ-нибудь въ другой разъ разскажу вамъ о нашей деревнѣ и о нашихъ сосѣдяхъ.
Теперь я хочу разсказать вамъ только, что со мною происходило лѣтомъ, и почему я вамъ такъ давно не писала.
Въ деревню я поѣхать отказалась и, хотя мой мужъ былъ очень сердитъ на меня за это, я уѣхала за границу.
Дѣтей моихъ я, конечно, послала въ деревню, ces chers anges! имъ деревенскій воздухъ полезенъ и зака
ляетъ ихъ, а здоровье моихъ дѣтей для меня — прежде всего. Я даже согласилась разстаться съ ними, только чтобъ они еще немного укрѣпили свое здоровье.
Я поѣхала въ Парижъ, а оттуда въ Виши. Я не особенно люблю Виши, но доктора сказали мнѣ, что я должна пить воду изъ источника Mesdames.
Тамъ тоже былъ баронъ Зюнде. Я была очень рада его видѣть, но онъ пилъ изъ источника Hôpital, потому что у него печенка испортилась. Онъ, вѣрно, бѣдный, старый другъ, слишкомъ утомляется въ теченіе зимы всѣми этими благотворительными вечерами.
Да и службой, вѣрно, тоже: вѣдь онъ причисленъ къ канцеляріи Вѣдомства Императрицы Маріи.
Изъ Виши я хотѣла ѣхать куда-нибудь на берегъ моря: мнѣ въ Парижѣ сдѣлали прелестный купальный костюмъ.
Понимаете — изъ двухъ, такъ сказать, частей, — блуза и другое. И все это изъ свѣтло-лиловаго шелка, такого, знаете, шелка, который не шелкъ, но выглядитъ, какъ шелкъ.
Матерія прелестная: когда вы выходите изъ воды— вы и одѣты, и раздѣты en même temps. Все совер
шенно прилично, а вмѣстѣ съ тѣмъ очень красиво... я говорю, по крайней мѣрѣ, про себя... Нѣтъ, нѣтъ! mon cher Redacteur! Вы думаете, что я преувеличиваю, что я хвастаюсь? Нисколько... Да и притомъ зачѣмъ мы будемъ говорить объ этомъ съ вами въ печати. Это совсѣмъ не касается толщины публики, le gros du public. Я лучше вернусь къ моему разсказу, пока я не потеряла нитку.
Какъ я уже сказала, я совсѣмъ собралась ѣхать или въ Дьеппъ, или въ Трувилль, какъ вдругъ приходитъ ко мнѣ баронъ Зюнде и говоритъ:
— „Знаете, chère princesse, будетъ война“.
„Какъ“, отвѣчаю: „будетъ? вѣдь она уже была
годъ тому назадъ“.