гурах. думах и даже словах, коими выражают герои свои мысли. А взгляд актера в его игре: близкие его душе думы и переживания героя актер передает с особой любовью, как-бы под
черкнуто. Правда, свобода артиста гораздо менее свободы драматурга. Толстой заставляет Никиту в конце концов каяться на народе, чего иной, актер, быть может и не сделал бы. Зато у такого актера, возможно, сцена публичного покаяния выйдеч бледнее, в то время как все остальное он передавал бы с изумительной яркостью. Игра актера, и без изменения текста, может то углубить, ускл :ть героя, то расширить и сузить его душу, проявление его чувств.
Приведу еще пример.
Содержание „Фауста есть легенда, сказка v честная много веков всем интеллигентным лю
бравшаяся для рассказов и пьес многими потами. Но нот явился Гете, гений, взял эту известную, сказку и передал по своему. Переде
ланное. будучи по существу тем же, кажется нам таким новым и чудным, что после Гете ни один великий поэт не берется за сказание о докторе Фаусте, как за сюжет для поэтического произведения. Артист и здесь, желая пЬкаэать нам „Фау
ста , неизбежно прибавляет свой взгляд, который может и повредить образу и помочь нам увидеть е:о примерно в замысле великого поэта.
Никогда реальная, окружающая жизнь не удо влетзоряла человека; всегда он тосковал и будет тосковать по иной, луч: jeft жизни. И в литерату
ре и в беседах люди то ковыряются в прошлом с тоскою, то радостно рисуют свои идеалы в мечте находят отраду. Одни явно, другие тайно.