занавес, раз нет этих скопившихся жизней, этого объединенного в одно собирательное целого мно
жества отдельных душ,— нет самого спектакля . (А. И. Сумбатов).
Зритель это мать-родительница творцов всякого рода. Поэт и артисты только частички зри
теля. Театр стоит как-бы в центре общего круга человеческой жизни и потому реальная жизнь и фантазия неизбежно отражаются в театре. Жизнь хлещет в него со всех сторон. И Шекспир, и Шил
лер, и Островский, и Станиславский щндуманы, пусть малокол ичествённым, но брзмерно ценным, сознательным, зрителем. Но он умножается вместе с ростом работы названных артистов—гениев. Между зрительным залом и сценой происходит бес
прерывный обмен и словно тайное состязание: кто лучше? Зрительное зало выбросит Горького и Ста
ниславского, а творчество последних вызовет в зрительном зале новую революцию. Зрите\ь спешит выделить новых мастеров, поражающих своим творчеством массы, но... в зале невидимо растет новое недовольство. Одиночки—голоса требуют движения вперед, достигнутое уже становится скуч
ным. Не потому-ли за Станиславским пришел
Мейерхольд, за Чеховым и Горьким—Блок? Пусть это новое не всегда бывает крепкой и широкой
ступенью к совершенству, но появившись—оно вызывает переоценку старого и потому, в конце концов, всегда полезно, всегда движение вперед.
Зритель вечный элемент в театре. То он любуется только тремя актерами и великими страстями (Греция), то он посылает на сцену огромные толпы людей, забывает все” красоты вымыслов, и требует реального выполнения казней и
жества отдельных душ,— нет самого спектакля . (А. И. Сумбатов).
Зритель это мать-родительница творцов всякого рода. Поэт и артисты только частички зри
теля. Театр стоит как-бы в центре общего круга человеческой жизни и потому реальная жизнь и фантазия неизбежно отражаются в театре. Жизнь хлещет в него со всех сторон. И Шекспир, и Шил
лер, и Островский, и Станиславский щндуманы, пусть малокол ичествённым, но брзмерно ценным, сознательным, зрителем. Но он умножается вместе с ростом работы названных артистов—гениев. Между зрительным залом и сценой происходит бес
прерывный обмен и словно тайное состязание: кто лучше? Зрительное зало выбросит Горького и Ста
ниславского, а творчество последних вызовет в зрительном зале новую революцию. Зрите\ь спешит выделить новых мастеров, поражающих своим творчеством массы, но... в зале невидимо растет новое недовольство. Одиночки—голоса требуют движения вперед, достигнутое уже становится скуч
ным. Не потому-ли за Станиславским пришел
Мейерхольд, за Чеховым и Горьким—Блок? Пусть это новое не всегда бывает крепкой и широкой
ступенью к совершенству, но появившись—оно вызывает переоценку старого и потому, в конце концов, всегда полезно, всегда движение вперед.
Зритель вечный элемент в театре. То он любуется только тремя актерами и великими страстями (Греция), то он посылает на сцену огромные толпы людей, забывает все” красоты вымыслов, и требует реального выполнения казней и