поднялся, как неподвижная застывшая волна. Этот путь вел мимо белой мазанки, одиноко стоящей в открытой степи. В ней живет Пишванов. На пороге мазанки сидела его дочь — бойкая, сероглазая Маруся. Агроном остановил машину и пошел к Марусе про
сить напиться. Его внезапная жажда была неубедительна. Лишь за четверть часа у артезиаиского колодца он напился, как верблюд. Маруся как будто знала это и медлила исполнить просьбу. Но в степи нельзя никому отказать в утолении жажды. Пришлось Ма
русе медленно подняться с места и вынести большую кружку воды. Агроном едва пригубил воду и тут же выплеснул ее на траву. Потом стоял перед девушкой и что-то говорил ей вполголоса. Он еще плохо владел русским языком и совсем не понимал степ
ного темперамента казачки. Ему было трудно вдвойне. Однако, он держался храбро и добился того, что Маруся проводила его лу
кавой улыбкой, напоминавшей улыбку отца, когда тот говорил о саксонских овцах.
В предвечерний час мы ушли с товарищем вдвоем из усадьбы погулять пешком в степи. В двухстах шагах от въезда в усадьбу был перекресток. Прямо шла дорога в Пролетарскую, на север — к мазанке Пишванова, на северо-запад — к полевым участкам, где работали паровые плуги. У перекрестка трех дорог стоял камен
ный степной колодец. У колодца останавливались отдохнуть и на
питься волы и верблюды, направляющиеся из степи в усадьбу и из усадьбы в степь. В Сальской степи вода достаточно дорога, ее не проливают на землю. Вокруг степного колодца, где десятки боль
ших неуклюжих животных толпились в очереди за водой, было почти сухо. Волы, напившись, ложились отдохнуть на землю, напоминая издали неподвижной массой своих тел, резко выделяю
щихся в придорожной пыли, скульптурных животных древнего востока.
От колодца мы прошли напрямик по степи без дороги по направлению к стоящей вдалеке скирде соломы. В степи гулять не приходится, слишком она для этого велика. Прошлогодняя скирда была полуразвалена, полурастаскана на топливо. На нее без труда можно было взобраться. Мы взлезли на вершину и оттуда, как с высокого кургана, раскинулся перед нами вид на степь на 20 километров в каждую сторону.
Как пробковый квадратный поплавок, раскрашенный белыми и зелеными мазками, плавает на поверхности воды, так на широком пространстве степи плавала усадьба концессии. Вдалеке на севере белела точкой пишвановская мазанка. На Западе очень далеко едва заметными бугорками намечались две-три скирды, на прошлогоднем пшеничном иоле концессии. Вот и вся меблировка степи на всем видимом пространстве почти в сто квадратных километров.
По всем направлениям степь гладка, слегка лишь волниста и совершенно беспредметна. От края горизонта к противоположному краю итти нужно было бы целый день. Да и на хорошем донском скакуне не так уж скоро доскачешь. Степь вся равномерно