Встает на дыбы Сурамский перевал; Боржомское зеленое ущелье уходит в сторону, и сырая шахта тоннеля выводит поезд из Тифлисской Карталинии в Кутаисскую Имеретию, долину среднего Риона.
Кутаис — это тихая глушь, сады. Много нарядных, каменных гимназий. Улицы слишком просторны для гулких шагов пешехода. Гостиный двор, каменный, казематный. В нем через три двери открыта одна, и ждут редких покупателей хлопотливые чувячники, булочники, фруктовщики, и прочий торговый народ закавказского рынка. „Торговля дынями и папахами — читаю рукописную вывеску.
Тут покупается бурка и войлочная сванская шляпа. Последующие дни показывают, что это лучше всяких дождевиков и плащей. Бурка не промокает; она же универсальная постель: половина под
стилается, остальной половиной закрываются. Можно спать под открытым небом. Из шапки можно пить.
Грузин рассказывал мне, кем славятся грузинские провинции. Кахетия — поставщица полковников и генералов; Гурия — меньше
виков; Рачинский уезд — плотников и хлебопеков; Мингрелия — большевиков; а Имеретия с Кутаисом — писателей. Каждый кутаисский юноша — поэт.
Возмущенная стенографистка, которой я диктую этот абзац, вспыхивает: „А поэт Чавчавадзе? Она кахетинка и обиделась на „одних полковников .
Винный погреб — Марани. Подвалы — это туннели, целый метрополитен. Завпогребом обходит молчаливые шеренги бочек
пятисотведерных громад. На бочках бумажки с указанием сорта вина и времени разлива.
Скоро новый урожай. Отмачивают новые бочки, готовят решетчатые прессы, обмазанные фиолетовым вином, словно чернильницы в школьных классах.
В лаборатории колбы — словно в комнате медицинских анализов — полны цветных жидкостей. Здесь из простого вина делают малагу, и портвейн, и херес. Побольше спирту, посахари
стей, — смотришь, года за три из виноградной дешевки — дорогая малага.
Глава погреба дегустирует вина. Прополоскав рот водой — он наливает на выгнутый ложечкой язык чуть вина и долго его жует. За это время язык учиняет вину полный допрос по всем анкетным правилам — откуда, сколько лет, сколько градусов и... почем можно продавать.
Это лето в Закавказьи — трудное лето. Неурожай кукурузы, а пшеницу, идущую из Кубани, задерживают разливы рек. У кутаисских хлебных лавок нахмуренные очереди.
Если в Кутаисе перебраться через бешеный желтый гривастый Рион, то, миновав остатки выкрошившейся крепости, приезжаешь
Кутаис — это тихая глушь, сады. Много нарядных, каменных гимназий. Улицы слишком просторны для гулких шагов пешехода. Гостиный двор, каменный, казематный. В нем через три двери открыта одна, и ждут редких покупателей хлопотливые чувячники, булочники, фруктовщики, и прочий торговый народ закавказского рынка. „Торговля дынями и папахами — читаю рукописную вывеску.
Тут покупается бурка и войлочная сванская шляпа. Последующие дни показывают, что это лучше всяких дождевиков и плащей. Бурка не промокает; она же универсальная постель: половина под
стилается, остальной половиной закрываются. Можно спать под открытым небом. Из шапки можно пить.
Грузин рассказывал мне, кем славятся грузинские провинции. Кахетия — поставщица полковников и генералов; Гурия — меньше
виков; Рачинский уезд — плотников и хлебопеков; Мингрелия — большевиков; а Имеретия с Кутаисом — писателей. Каждый кутаисский юноша — поэт.
Возмущенная стенографистка, которой я диктую этот абзац, вспыхивает: „А поэт Чавчавадзе? Она кахетинка и обиделась на „одних полковников .
Винный погреб — Марани. Подвалы — это туннели, целый метрополитен. Завпогребом обходит молчаливые шеренги бочек
пятисотведерных громад. На бочках бумажки с указанием сорта вина и времени разлива.
Скоро новый урожай. Отмачивают новые бочки, готовят решетчатые прессы, обмазанные фиолетовым вином, словно чернильницы в школьных классах.
В лаборатории колбы — словно в комнате медицинских анализов — полны цветных жидкостей. Здесь из простого вина делают малагу, и портвейн, и херес. Побольше спирту, посахари
стей, — смотришь, года за три из виноградной дешевки — дорогая малага.
Глава погреба дегустирует вина. Прополоскав рот водой — он наливает на выгнутый ложечкой язык чуть вина и долго его жует. За это время язык учиняет вину полный допрос по всем анкетным правилам — откуда, сколько лет, сколько градусов и... почем можно продавать.
Это лето в Закавказьи — трудное лето. Неурожай кукурузы, а пшеницу, идущую из Кубани, задерживают разливы рек. У кутаисских хлебных лавок нахмуренные очереди.
Если в Кутаисе перебраться через бешеный желтый гривастый Рион, то, миновав остатки выкрошившейся крепости, приезжаешь