при Наполеоне, спасая Наполеона от кинжалов немецких революционеров, так как личность миропомазанника священна. Встретив- Щ1сь до этого с Наполеоном в бою, Леонид не решается в него стрелять по той же причине.
У однорукого генерала Скобелева, который приготовил для Белинского сухой каземат в Петропавловской крепости и был
вообще добряком, у этого военного писателя в его переписке „Инвалидов есть такое место. Во время Бородина пленный гене
рал под страхом штыков объявляет себя неаполитанским королем. На это Скобелев дает сентенцию о том, что для русского солдата каждый венценосец священен. Положение действительно было трудно. Мюрат в качестве миропомазанника выглядел не тради
ционно. Но мысль об убийстве Наполеона в то же время являлась революционной и по методу и по объект. Сознание охранителей двоилось.
Мысль об убийстве Наполеона проходит через записки Радожицкого; попадается в снах Фигнера; она является темой неокон
ченного романа из наполеоновской эпохи Пушкина, где Полина хотела быть Шарлоттой Корде, причем русский цензор зачеркивает эту попытку на убийство, хотя бы и незаконного, но царя.
„...Однажды Полина мне объявила о своем намерении уйти из деревни, явиться во французский лагерь, добраться до Наполеона и там убить его из своих рук.“
(Собрание сочинений Пушкина, изд. Брокгауз и Ефрон, СПБ., 1910, т. IV, стр. 558—9.)
Эта линия несовершенных цареубийств, как мы знаем, заканчивается тоже несовершенной попыткой Пьера Безухова, но коле
бания по этому вопросу объясняются не легитимистской природой власти Наполеона Бонапарте.
Наиболее подробный анализ противоречия мы видим в одной книге, написанной по свежему следу двенадцатого года.
....Никакая история не представляет нам другого примера, чтоб ктонибудь, даже из величайших государей, мог столь самовластно располагать чужими коронами и венчать ими других по собственному своему произволу.
В самом деле, что может быть непостижимее вопроса, может ли тот раздавать короны, кто сам не имеет оной? Бонапарте в личности своей заключает только все государственные титла, начиная от простого земле
дельца до фельдмаршала или верховного консула. Но императорское до
стоинство или власть на королевские дипломы и привилегии, не входит в круг государственных достоинств к его особе: следовательно все действия, которые клонятся к личности одних только монархов, не принадлежат ему,
( „Дул: Наполеона Бонапарте или истинное а беспристрастное изображение всех его свойств , ч. II, СПБ., 1813 г.)
И Толстой совершенно точно и строго последовал за этой схемой, всюду, шаг за шагом, оспаривая титулы принцев и королей, окружающих Наполеона, и не просто как титулы, а как титулы, им незаконно принадлежащие.
У однорукого генерала Скобелева, который приготовил для Белинского сухой каземат в Петропавловской крепости и был
вообще добряком, у этого военного писателя в его переписке „Инвалидов есть такое место. Во время Бородина пленный гене
рал под страхом штыков объявляет себя неаполитанским королем. На это Скобелев дает сентенцию о том, что для русского солдата каждый венценосец священен. Положение действительно было трудно. Мюрат в качестве миропомазанника выглядел не тради
ционно. Но мысль об убийстве Наполеона в то же время являлась революционной и по методу и по объект. Сознание охранителей двоилось.
Мысль об убийстве Наполеона проходит через записки Радожицкого; попадается в снах Фигнера; она является темой неокон
ченного романа из наполеоновской эпохи Пушкина, где Полина хотела быть Шарлоттой Корде, причем русский цензор зачеркивает эту попытку на убийство, хотя бы и незаконного, но царя.
„...Однажды Полина мне объявила о своем намерении уйти из деревни, явиться во французский лагерь, добраться до Наполеона и там убить его из своих рук.“
(Собрание сочинений Пушкина, изд. Брокгауз и Ефрон, СПБ., 1910, т. IV, стр. 558—9.)
Эта линия несовершенных цареубийств, как мы знаем, заканчивается тоже несовершенной попыткой Пьера Безухова, но коле
бания по этому вопросу объясняются не легитимистской природой власти Наполеона Бонапарте.
Наиболее подробный анализ противоречия мы видим в одной книге, написанной по свежему следу двенадцатого года.
....Никакая история не представляет нам другого примера, чтоб ктонибудь, даже из величайших государей, мог столь самовластно располагать чужими коронами и венчать ими других по собственному своему произволу.
В самом деле, что может быть непостижимее вопроса, может ли тот раздавать короны, кто сам не имеет оной? Бонапарте в личности своей заключает только все государственные титла, начиная от простого земле
дельца до фельдмаршала или верховного консула. Но императорское до
стоинство или власть на королевские дипломы и привилегии, не входит в круг государственных достоинств к его особе: следовательно все действия, которые клонятся к личности одних только монархов, не принадлежат ему,
( „Дул: Наполеона Бонапарте или истинное а беспристрастное изображение всех его свойств , ч. II, СПБ., 1813 г.)
И Толстой совершенно точно и строго последовал за этой схемой, всюду, шаг за шагом, оспаривая титулы принцев и королей, окружающих Наполеона, и не просто как титулы, а как титулы, им незаконно принадлежащие.