в Смольном от прежнего института. Поэтому, в метафорическом значении они возникают неожиданно, неизвестно откуда взявшись.
Если в словесной метафоре мы можем сказать — „труслив, как заяц , потому что в данном контексте заяц не реальный заяц, а только сумма признаков, то в фильме мы не можем показать после трусливого человека зайца и думать, что у нас получается мета
фора, потому что в фильме данный заяц будет реальный, а не только сумма признаков.
Поэтому нельзя в фильме строить метафору на предметах, не имевших своей реальной судьбы. Такая метафора будет не кине
матографическая, а литературная. Это ясно из эпизода с люстрой, которая дрожит от октябрьских выстрелов. Так как мы этой люстры раньше не видели и не знали, что она делала до .Октябрьской
революции, то ее содрогания никак не могут нас волновать, и весь кадр вызывает неуместный вопрос: „Неужто последствия Октябрьской революции так-таки всего и отразились, что на люстре ?
Небрежное сочетание вещей и людей приводит Эйзенштейна к тому, что он начинает их. соединять без всякого мета
форического смысла, а по принципу чисто зрелищного, парадокса: маленькие люди у больших мраморных ног. Благодаря этому сбивается метафорическая установка на эти сочетания и поневоле на
чинаешь искать метафорический смысл там, где, оказывается, его вовсе и нет.
Разводка моста. В канун Октябрьского переворота в Питере разводили мосты. Разумеется, Эйзенштейн, как режиссер, не мог отказаться от засъемки этой разводки мостов. Мало того, он развил этот эпизод пикантными подробностями: скользящие по мосту женские волосы, повиснувшая над Невой лошадь.
Не приходится говорить, что все эти подробности, сделанные в плане гиньоля, ни в какой связи ни с какой темой фильмы не стоят и, данные отдельно как пикантное блюдо, совершенно неуместны.
Историческая ложь. Всякое отступление от исторической правды допустимо только в том случае, если оно доведено до полного гротеска, когда даже и не может явиться и мысли о том, что это в какой-нибудь мере соответствует действительности.
Блестящий пример такого гротеска — сцена из пьесы Василия Каменского „Пушкин и Дантес . Происходит дуэль между Пушкиным и Дантесом, и... Пушкин убивает Дантеса..
Но когда отступление от исторической правды до такого гротеска не доходит, а останавливается где-то на полпути, то получается самая обыкновенная историческая ложь.
Таких мест много в фильме „Октябрь :
1. Избиение большевика дамами в Июльские дни. Похожий случай был: юнкера избили большевика, распространявшего газету „Правда .
Желая символически повысить этот эпизод, Эйзенштейн ввел дам с зонтиками. Получилось неправдоподобно и в духе
Если в словесной метафоре мы можем сказать — „труслив, как заяц , потому что в данном контексте заяц не реальный заяц, а только сумма признаков, то в фильме мы не можем показать после трусливого человека зайца и думать, что у нас получается мета
фора, потому что в фильме данный заяц будет реальный, а не только сумма признаков.
Поэтому нельзя в фильме строить метафору на предметах, не имевших своей реальной судьбы. Такая метафора будет не кине
матографическая, а литературная. Это ясно из эпизода с люстрой, которая дрожит от октябрьских выстрелов. Так как мы этой люстры раньше не видели и не знали, что она делала до .Октябрьской
революции, то ее содрогания никак не могут нас волновать, и весь кадр вызывает неуместный вопрос: „Неужто последствия Октябрьской революции так-таки всего и отразились, что на люстре ?
Небрежное сочетание вещей и людей приводит Эйзенштейна к тому, что он начинает их. соединять без всякого мета
форического смысла, а по принципу чисто зрелищного, парадокса: маленькие люди у больших мраморных ног. Благодаря этому сбивается метафорическая установка на эти сочетания и поневоле на
чинаешь искать метафорический смысл там, где, оказывается, его вовсе и нет.
Разводка моста. В канун Октябрьского переворота в Питере разводили мосты. Разумеется, Эйзенштейн, как режиссер, не мог отказаться от засъемки этой разводки мостов. Мало того, он развил этот эпизод пикантными подробностями: скользящие по мосту женские волосы, повиснувшая над Невой лошадь.
Не приходится говорить, что все эти подробности, сделанные в плане гиньоля, ни в какой связи ни с какой темой фильмы не стоят и, данные отдельно как пикантное блюдо, совершенно неуместны.
Историческая ложь. Всякое отступление от исторической правды допустимо только в том случае, если оно доведено до полного гротеска, когда даже и не может явиться и мысли о том, что это в какой-нибудь мере соответствует действительности.
Блестящий пример такого гротеска — сцена из пьесы Василия Каменского „Пушкин и Дантес . Происходит дуэль между Пушкиным и Дантесом, и... Пушкин убивает Дантеса..
Но когда отступление от исторической правды до такого гротеска не доходит, а останавливается где-то на полпути, то получается самая обыкновенная историческая ложь.
Таких мест много в фильме „Октябрь :
1. Избиение большевика дамами в Июльские дни. Похожий случай был: юнкера избили большевика, распространявшего газету „Правда .
Желая символически повысить этот эпизод, Эйзенштейн ввел дам с зонтиками. Получилось неправдоподобно и в духе