Трехсотвековое и сегодняшнее.

Сегодня с утра в Государственном дальневосточном университете — „ГДУ“.
Главное в нем востфак с маньчжуро-монгольским кабинетом. Здесь—знаменитый маньчжурский архив, „спасенный от пламени боксерского восстания“. Это трехсотвековая древность в 25 тысячах томов. Маньчжурский архив рассказывает о том, что происходило изо дня в день в Маньчжурии в течение трехсот лет. Это — деловая переписка между провинциальными властями и министрами

Маньчжурии, концентрировавшаяся в Мукдене и оттуда в копиях поступавшая в Пекин. Что скрывает в себе эта многотомная древ

няя летопись — мы почти не знаем. Чтобы прочесть ее, нужно несколько поколений маньчжуроведов и, помоему, непременно лефовцев. Документы рассказывают не только о Маньчжурии. Они свидетельствуют также об истории наших воеводств на Амуре, о жизни первых русских поселенцев, о их набегах и грабежах. (Рукописи блещут каллиграфическими достоинствами, а бумага — уди
вительной прочностью. Даже полуистлевшие края манускриптов разрываются с трудом. Что за состав этой бумаги, пока еще не выяснено. Кабинет товароведения при ГДУ сейчас ее исследует.)
Письменность этих документов не современная маньчжурская: она еще близка к своим истокам „эстрангело“ (сирийские письмена, принесенные в Азию несторианцами). Проф. Гребенщиков, обрабатывающий материалы этого архива, составил интересную таблицу эволюции маньчжурской письменности, которая облегчает разбор текстов.
В СССР про архив почти не знают. Зато иностранцы не перестают им интересоваться. Недавно два американца пересекли весь океан только за тем, чтобы познакомиться с этим сокровищем. О японских профессорах не приходится и говорить.
Студенты востфака, будущие работники наших полпредств, с тремя китаистами работают над темой „Ленин в современной ки
тайской поэзии“. Переводим главным образом из журнала „Синьцзинь-нянь“ („Новая молодежь“), теперь закрытого, и поэму „Скорбь о Ленине“ китайского поэта-коммуниста Цзянь Гуан-Чи. Много помогают сами студенты-китайцы.
Владивостокский кигаец кроме своего обычного повседневного труда занимается сейчас тем, что ходит по вечерам в „место всеобщей радости“—таким выразительным поэтическим образом переводится „У-и-цзюй-лэ-бу“ — „Рабочий клуб 1-го мая“.
Здесь родился первый отряд 43 китайских пионеров. Это ничего, что они не знают русского языка, и их вожатый, приходя в окрбюро юных пионеров, изъясняется не столько словами, сколь

ко жестикуляцией. Зато братья постарше, занимаясь в клубном кружке по подготовке в вуз, выводят в тетрадях:

„Два смежных угля такой два угля.“

„Из дочки а вне прямой...“ (из точки а вне прямой и т. д.)