Зато около клубной газеты „Сянь-фэн“ („Авангард“) толпа, впереди стоящий громко читает:
— Чан Кай-ши ушел в отставку.
— Илу-пинь-ан! (Катись яйцом! — соответствует нашему — катись колбасой.)
На пути в редакцию встретил манифестирующих корейцев (процесс 101). Моложавые, в праздничных костюмах и роговых очках — они показались мне токийскими студентами.
— Что за организация? — спрашиваю приостановившуюся колонну.
— Грузчики, — ответил знаменосец, повернув полотнище с надписями покорейски и порусски:
„Владивостокский союз Местран“.
Впечатления дня омрачил редакционный секретарь, допрашивавший:
— Вы „воронщик“? — Нет.
— Очень жаль. Молчание.
— Мапповец? — Нет.
Молчание.
— Ну, как там их, лефовец? — Скорее, да.
— Это хуже, молодой человек, это хуже. Секретарь одних лет со мной. Оба быстро прощаемся.
Познакомился с Владимиром Клавдиевичем Арсеньевым—автором замечательной книги „В дебрях Уссурийского края“. П. С. Коган, рассказывая в газете о М. Горьком (восхищающемся этой книгой),
как и полагается почтенному президенту, перевирает и название и автора („...книгу какого-то Арсеньева „В Уссурийских степях“ Горький называет...“ и т. д.).
Владимир Клавдиевич любезный и веселый человек. Много рассказывает.
— 25 лет тому назад я охотился на тигров на том месте, где теперь корейская слободка (окраина Владивостока. Л.— В.-Л.).
Был полковник он царской службы. Ненавидел свою шпагу. Она мешала путешествовать и заниматься. Однажды на лекции он незаметно спрятал ее за шкап. Сочли, что ученый полковник потерял шпагу где-нибудь по рассеянности.
Из уважения преподнесли новую, именную. Чукотско-анадырское
Я на пароходе „Индигирка“. И верю и не верю этому. Уже два часа, как мы идем в первый Чукотско-анадырский рейс.
Усть-Камчатск. Вопль о кинопередвижке. Буруны мешают выгрузке — подмочили соль. „Симферополь“ до нас привез дере