предметному, и по иронии, опускающейся не на те головы, что нужно.
Например, было бы не совсем к месту, если б мы вздумали кого-либо из деятелей Октября называть: Бова-Королевич. А между
тем Багрицкий именно так и поступает с историческим Котовским, когда пишет о нем в „Думе про Опанаса :
Он долину озирает
Командирским взглядом,
Жеребец под ним сверкает Белым рафинадом (стр. 69).
Отказаться от такого вымышленного Котовского он не может, так как подлинный Котовский шел бы в разрез со стилем поэмы и не удержался бы в контексте, где каждое действующее лицо -— не лицо, а обломок былины.
И Иосиф Коган там сработан под богатыря, и Опанас „глядит картиной .
Дайте шубу Опанасу Сукна городского!
Поднесите Опанасу Вина молодого!
Сапоги подколотите
Кованым железом! (стр. 62).
Романтика Багрицкого питается красотой боя, очень часто рукопашного („У комбрига мах ядреный , стр. 72), упоением опас
ностью, очень часто разбойничьей („Контрабандисты , стр. 41) —
и только из источника социально полезного героизма она пьет очень редко.
Впрочем это не должно никого изумлять, так как социально полезный героизм держится не на романтике, а противопоставлен ей.
И что же в итоге? — В итоге остается поэт с изрядной чересполосицей рифм и ритмов (по числу оригиналов, которые ему при
шлось имитировать), с ориентацией своих образов и сравнений на физиологический комплекс (плотоядие, изобилие, неистовство)
и с большим запасом благих намерений в отношении „локальной, семантики конструктивизма.
Отвечайте, но не сразу, А подумав малость, —
Сколько в основную базу
Фуража вмещалось? (стр. 74).
„Основная база и „фураж это, конечно, „локали , но они находятся в очень проблематичной дружбе с остальным словарем. Романтическая стихия совершенно не выдерживает никаких „локалей , ибо — когда все в произведении стягивается к романтике, то материальная обстановка перестает играть роль.
Например, было бы не совсем к месту, если б мы вздумали кого-либо из деятелей Октября называть: Бова-Королевич. А между
тем Багрицкий именно так и поступает с историческим Котовским, когда пишет о нем в „Думе про Опанаса :
Он долину озирает
Командирским взглядом,
Жеребец под ним сверкает Белым рафинадом (стр. 69).
Отказаться от такого вымышленного Котовского он не может, так как подлинный Котовский шел бы в разрез со стилем поэмы и не удержался бы в контексте, где каждое действующее лицо -— не лицо, а обломок былины.
И Иосиф Коган там сработан под богатыря, и Опанас „глядит картиной .
Дайте шубу Опанасу Сукна городского!
Поднесите Опанасу Вина молодого!
Сапоги подколотите
Кованым железом! (стр. 62).
Романтика Багрицкого питается красотой боя, очень часто рукопашного („У комбрига мах ядреный , стр. 72), упоением опас
ностью, очень часто разбойничьей („Контрабандисты , стр. 41) —
и только из источника социально полезного героизма она пьет очень редко.
Впрочем это не должно никого изумлять, так как социально полезный героизм держится не на романтике, а противопоставлен ей.
И что же в итоге? — В итоге остается поэт с изрядной чересполосицей рифм и ритмов (по числу оригиналов, которые ему при
шлось имитировать), с ориентацией своих образов и сравнений на физиологический комплекс (плотоядие, изобилие, неистовство)
и с большим запасом благих намерений в отношении „локальной, семантики конструктивизма.
Отвечайте, но не сразу, А подумав малость, —
Сколько в основную базу
Фуража вмещалось? (стр. 74).
„Основная база и „фураж это, конечно, „локали , но они находятся в очень проблематичной дружбе с остальным словарем. Романтическая стихия совершенно не выдерживает никаких „локалей , ибо — когда все в произведении стягивается к романтике, то материальная обстановка перестает играть роль.