он мне денег в заем на поездку в университет, всякий отвечает: „Поговорим после свадьбы“.
— Ну что же,—самодовольничает Хуан.—Недаром твою мачеху называют умной женщиной. Как-никак, она же спасла твоего отца из казематов дубаня Ху.
Перед свадьбой
Свадьба назначена на осень восьмого года республики; по европейскому же счету это тысяча девятьсот девятнадцатый год.
За два месяца до свадьбы, когда я еще мечусь по раскаленным улицам Те-янь, поливаемый внезапными сплошняками многоводных душных дождей, мачеха вызывает из дивизии отца.
Я приезжаю в деревню. Из свежего ветра политической работы [1] окунаюсь в гнилое корыто деревенских мучительных разговоров.
Начинается длительная пытка отцом. Я выкладываю ему резко и злобно всю мою боль.
— Как смели меня сосватать без сговора со мной? Как смели меня сосватать с женщиной, которую я не знаю? Достаточно, что
мне отказали в праве жениться на той, на ком я хотел. Но кто дал право распоряжаться мной, как теленком, кошкой, шкафом?
Отец недоволен. Он и не заметил, как у него подрос и дотянулся до плеча наследник. Он до сих пор глядел через мою го
лову, строя свое энергичное и важное дело, а теперь через голову не глянешь—приходится упереться глазами в глаза. У обоих глаза упрямые.
Отцу эта возня неприятна. Его пульс бьется не здесь, а там, в дивизии повстанческих войск. Он говорит со мной неубедительно, вяло. Иногда пытается быть ласковым. Это ему удается слабо. Иногда пытается хмуриться, но сам же чувствует, что не прав.
Из вечера в вечер он бубнит надо мной, пытаясь связать оторвавшиеся концы, мачехину волю и мой отказ.
— Разве ты не видишь, что мачеха тебя любит? Разве ты не знаешь, что она готова для тебя с сестренкой всю кровь свою по капле выточить? Я согласен с тобой —нужно было перетолковать
заранее. Но раз это упущено, давай рассуждать трезво. Предположим, ты откажешься. Начнется новая мука мачехи и всему наше
му дому. Несомненно, мы процесc проиграем, какие-то новые долги лягут на наш дом. Вряд ли ты сможешь тогда найти деньги для поездки в университет. Скорее всего придется тебе остаться здесь,
найти какую-нибудь канцелярскую должностишку и, быть может, лет с десяток, подобно слепому мулу на водяном колесе, качать серебро в карман кредиторов.
Мне скучно. Отцовские слова, как это ни странно, бьют мимо. Отцовский голос, вместо того чтоб потрясать меня, усыпляет и злит. Отец долго молчит, тянет брови к волосам, отчего лоб у него
[1] Ши-хуа в это время ведет антияпонский бойкот, к которому после
4 мая 1919 года пекинские студенты призвали всех школьников Китая.