Когда нас звали на чествование Дюамеля в Москве, Брик, основываясь на печальном опыте с Мораном и Берро, предложил чест
вовать французов после их возвращения во Францию, когда уже выяснится, что они будут писать об СССР.
Первым мне попалось в Париже интервью с Дюамелем. Отношение к нам наредкость добросовестное. Приятно.
С Дюамелем и Дюртеном мы встретились в Париже на обеде, устроенном французскими писателями по случаю моего приезда.
Были Вильдрак — поэт-драматург, автор „Пакетбота Генеси , Рене — редактор „Европы , Бушон — музыкант, Базальжетт — переводчик Уитмэна, Мазарель, известный у нас по многим репродукциям художник, и др.
Они собираются на свои обеды уже с 1909 года.
Люди хорошие. Что пишут — не знаю. По разговорам — в меру уравновешенные, в меру независимые, в меру новаторы, в меру кон
серваторы. Что пишут сюрреалисты (новейшая школа французской литературы), я тоже не знаю, но по всему видно — они на лефовский вкус.
Это они на каком-то разэстетском спектакле Дягилева выставили красные флаги и стали говор спектакля покрывать Интернационалом.
Это они устраивают спектакли, на которых действие переходит в публику, причем сюрреалистов бьет публика, публику бьют сюрреалисты, а сюрреалистов опять-таки лупят „ажаны“. Это они громят лавки церковных украшений с выпиленными из кости христами.
Не знаю, есть ли у них программа, но темперамент у них есть. Многие из них коммунисты, многие из них сотрудники Клартэ.
Перечисляю имена: Андрей Бретон — поэт и критик, Луи Арагон— поэт и прозаик, Поль Элюар, поэт Жан Барон и др.
Интересно, что эта, думаю, предреволюционная группа начинает работу с поэзии и с манифестов, повторяя этим древнюю историю лефов.
Большой вечер был организован советскими студентами во Франции. Было в кафе „Вольтер . В углу стол, направо и налево длин
ные комнаты. Если будет драка, придется сразу „кор-а-кор“, стоим
ноздря к ноздре. Странно смотреть на потусторонние, забытые с времен бродячих собак лица. Насколько, например, противен хотя бы один Георгий Иванов со своим моноклем. Набалдашник в чолке. Сначала такие Ивановы свистели. Пришлось перекрывать голосом. Стихли. Во Франции к этому не привыкли. Полицейские, в боль
шом количестве стоявшие под окнами, радовались — сочувствовали. И даже вслух завидывали: „Эх, нам бы такой голос .
Приблизительно такой же отзыв был помещен и в парижских „Последних новостях .
Было около 1 200 человек.
На другой день — 3 часа — Париж.