цах все то, что раньше говорилось только в салонах. Когда Людовик XVI обратился к Ришелье с вопросом, что скажет он о трех царствованиях, которых был свидетелем (Ришелье состоял при
Людовике XIV, при Людовике XV и, наконец, при Людовике XVI), то он ответил королю:
— Государь, при Людовике XIV никто не смел проговорить ни слова, при Людовике XV говорили шепотом, а теперь говорят громко!
Действительно, на улицах и в клубах говорили о расточительности королевы и двора, о финансовых неурядицах, о зло
употреблениях всякого рода и деспотизме министров. Но пока еще это оппозиционное настроение общества, выражавшееся довольно громко, не было направлено ни против монархии, ни про
тив особы короля, хотя тогда в образованном французском обществе почти уже не встречались сторонники самодержавнрй монархии.
Но против Версальского двора постепенно накоплялась ненависть, так как в нем видели главную помеху необходимым реформам.
Легкомысленное отношение к назревавшим событиям проникало во все французское общество, и пока ненависть к существую
щему порядку не приобрела острых форм, она выливалась лишь в шутках, песнях и остротах. Общество смеялось над всем и над самим собой. В этом отношении особенно характерен тот успех, которым пользовались комедии Бомарше. В его «Севильском Цирюльнике» заключались остроумные выходки против аристократии, что вызывало бурные аплодисменты публики. Еще бо
лее головокружительный успех имела другая комедия Бомарше: «Свадьба Фигаро». Об этом сам автор выразился следующим образом:
— Есть нечто еще более безумное, чем моя пьеса, это — ее успех!
Общество с восторгом апплодировало пьесе, которая резко осуждала его жизнь. Распущенность проникала во все слои общества, в особенности же она была распространена в придворном кругу, где легкость нравов была общим правилом. Исключение составлял разве только один король, Людовик XVI, ленивый от природы, нерешительный и уступчивый, совершенно неспособный к борьбе, для которого занятие государственными делами составляло величайшую тягость. У него была только одна серьезная страсть —
Людовике XIV, при Людовике XV и, наконец, при Людовике XVI), то он ответил королю:
— Государь, при Людовике XIV никто не смел проговорить ни слова, при Людовике XV говорили шепотом, а теперь говорят громко!
Действительно, на улицах и в клубах говорили о расточительности королевы и двора, о финансовых неурядицах, о зло
употреблениях всякого рода и деспотизме министров. Но пока еще это оппозиционное настроение общества, выражавшееся довольно громко, не было направлено ни против монархии, ни про
тив особы короля, хотя тогда в образованном французском обществе почти уже не встречались сторонники самодержавнрй монархии.
Но против Версальского двора постепенно накоплялась ненависть, так как в нем видели главную помеху необходимым реформам.
Легкомысленное отношение к назревавшим событиям проникало во все французское общество, и пока ненависть к существую
щему порядку не приобрела острых форм, она выливалась лишь в шутках, песнях и остротах. Общество смеялось над всем и над самим собой. В этом отношении особенно характерен тот успех, которым пользовались комедии Бомарше. В его «Севильском Цирюльнике» заключались остроумные выходки против аристократии, что вызывало бурные аплодисменты публики. Еще бо
лее головокружительный успех имела другая комедия Бомарше: «Свадьба Фигаро». Об этом сам автор выразился следующим образом:
— Есть нечто еще более безумное, чем моя пьеса, это — ее успех!
Общество с восторгом апплодировало пьесе, которая резко осуждала его жизнь. Распущенность проникала во все слои общества, в особенности же она была распространена в придворном кругу, где легкость нравов была общим правилом. Исключение составлял разве только один король, Людовик XVI, ленивый от природы, нерешительный и уступчивый, совершенно неспособный к борьбе, для которого занятие государственными делами составляло величайшую тягость. У него была только одна серьезная страсть —