ОСТРОТЫ Н. А. РУДЗЕВИЧА

Имя Н. А. Рудзевича, недавно справлявшего 50-летний юбилей своей театральной деятельности, хорошо известно всем работникам театра. Также хорошо известны его наход
чивость, остроумие и шутки, на которые он не скупился за все 50 лет своей работы с актерами. Заел. Артист Б. С. Борисов в своей книге «История моего смеха , выходящей в издательстве «Теа-кино-печати», ряд страниц посвящает Н. А. Рудзевичу, вспоминая многочисленные анекдоты и остроты этого «рекордсмена», как он его называет, по остроумию.
Приводим некоторые из рассказанных им анекдотов.
Рекорд остроумия и находчивости поставил известный всем актерам, всей театральной про
винции и Москве, Николай Александрович Рудзевич, отпраздновавший в текущем году 50-тилетний юбилей.
Выросши при театре с самых малых лет, Рудзевич никогда не был актером, но знал актера
и актерский быт, как никто. Сте
чением времени он стал сам заниматься театральным делом, был ответственным руководителем труп
пы, устраивал поездки,гастроли известных актеров и разъезжал по всей России. Часто боль
шие театры и в провинции и в Москве пригла
шали его в качестве админи
стратора, и он добросовестно вел все дела.
Прирожденное остроумие и особенное свой
ство быстро знакомиться с людьми сделали его весьма популярным. Его остроты и остроумные выходки создали ему своеобразную известность, а теперь вокруг его имени ходят целые легенды.
Рудзевич всегда аккуратно платил актерам деньги, если были дела, когда же он прогорал, он честно сознавался, что денег нет, и говорил:
— «Накажи ж меня бог, я же не виноват, что вы такие паршивые актеры, что никаких дел не делаете».
Шуточками и прибаутками он всегда таким образом отговаривался. Однажды актеры подали на него в суд за неплатеж жалованья. На суде судья спросил его:
— «Почему вы не платили жалованья!» — «Сборов не было», ответил Рудзевич.
— «Но ведь вы могли заплатить из своих денег, у вас есть какое-нибудь состояние?»
— «Конечно, есть».
— «Какое же состояние?»—допытывается судья. — «Лихорадочное», спокойно отвечает Рудзевич.
В зале суда хохот, и дело оканчивается миром.
Рудзевич любил подшутить и умел уловить слабую сторону актера. Помню—был у нас комик
Кондратьев, очень толстый, ленивый и неталантливый человек. Он всегда искал места в театре, но последнее время антрепренеры избегали при
глашать его. Однажды, входя в театральное бюро, он увидел Рудзевича, стоявшего наверху лестницы и очень ему обрадовавшегося.
— «Скорей, скорей, Кондраша, подымайся: наверх, для тебя место есть в театре».
Кондратьев, запыхавшись, еле-еле забрался наверх.
— «Где место? какое место? в каком театре»? пыхтел он.
—- «В анатомическом», весело кричал Рудзевич. Кругом хохотали, и сам Кондратьев тоже искренно смеялся.
Рудзевич всегда был очень строгим критиком, редко хвалил актеров, требуя от них очень многого, и подходил к ним с самой строгой критической меркой.
Однажды, в бюро, это было постом, когда масса актерской братьи из всех концов России
прибывала в Москву, Рудзевич стоял перед стеной и повидимому очень внимательно рассматривал портреты старых актеров, развешанных по стене бюро. Тут были Щепкин, Мочалов, Каратыгин, Мартынов и другие знаменитые актеры.
— «Ты чего смотришь»? обратился к нему один актер.
— «Да, вот, смотрю», спокойно ответил Рудзевич, «какие хорошие актеры висят, а какие бездарности ходят».
Вообще Рудзевич за словом в карман никогда не лез. Помню—при встрече с ним, я заговорил о каком-то актере и уверял, что этот актер полу
чает у Синельникова в труппе 800 рублей в месяц. Рудзевич запротестовал.
— «Накажи ж меня бог, ничего подобного, он получает не больше как 300 рублей».
«Да, что ты», погорячился я, «ведь он мне сейчас контракт свой показывал, мы ехали с ним на извозчике».
«Так это он тебе и показывал контракт с извозчиком», засмеялся Рудзевич.
Всем известна телеграмма, которую послал Рудзевич А. И. Южину по поводу артистки Гзовской.
Гзовская тогда блестяще начинала свою карьеру и имела большой успех в Малом Театре. Рудзевич пригласил ее на гастроли в Харьков, но Гзовская потребовала чересчур большую сумму. Рудзевич отправил телеграмму в Москву в Малый театр с копией А. И. Южину. Телеграмма была следующего содержания:
«Гзовская тихо помешалась, еще можно спасти».
Н. А. Рудзевич