СЧАСТЛИВАЯ ЛОШАДЬВ ТРАМВАЕ


АЗАРТ
— Кондуктор! Скажите, скоро ли Кудринская площадь?
— Какая такая Кудринская! Не знаете, что-ли, что Кудринской площади давно не существует, а есть площадь Восстания! (бормочет).
— Не знаешь, что и делать, не то деньги получай, не то биле
ты трамвайные отрывай, не то остановки выкрикивай, не то мало сознательным гражданам объясняй, что во что переиме
новали и что они в Советской
стране находятся... Ну вот, приехали. Слезайте, гражданин... — Кудринская площадь! Кто имел билеты до Кудринской — кончились!
— Что?! — свирепо зарычал заведующий рабочим клубом.— У нас азартные игры?! Посетители играют только в шашки!!
— Но и в шашки можно делать денежные ставки! — сказали обследователи.
— Они довольствуются только тем, что съедят» друг у друга столько то шашек...
Мы незаметно приблизились к играющим и увидели, что шашками им служили — двуг
ривенные (белые) и медные двухкопеечники (черные). Вы
игравший тотчас же совал себе шашку в карман.
— Моя дамка! — сказал один из игроков, перевертывая двугривенный гербом вверх...
ЛОШАДЬ: — Спасибо Моссовету, что книжки заборные ввел, а то до сих пор так бы и сидела на хлебе и воде!
СПЕЦИАЛЬНЫЙ СОТРУДНИК


ПРЕДУСМОТРИТЕЛЬНО




ЧТО ХУЖЕ?


Могучий, здоровый, с румянцем во всю щеку, целый день сидел он в редакции газеты и грелся у печки. Кругом озабоченно носились преждевременно усохшие, впалогрудые, насквозь город
ские сотрудники, а он этакой монолитной, несокрушимой, непо
движной глыбой давил табурет у печки и равнодушно смотрел в огонь.
— Курьер! — решил я, но тут же осекся. Настоящий курьер почтительно подал незнакомцу поднос с горячим чаем, лимоном и грудою сушек.
Любопытство мое дошло до пределов. Я не вытерпел.
— Послушайте! — шопотом спросил я хилого секретаря редакции. — Что это за Иван Поддубный у вас объявился? Вон там, у печки...
Секретарь вскинул близорукие глаза.
— «Иван Поддубный»? А... Это — наш новый сотрудник! — гордо сказал секретарь. — Специально для ледяных походов, круговых перелетов, пробегов авио-саней и т. п. держим! Малогра
мотный, правда, парень, но здоровьем — Илья Муромец! Хоть Северный полюс, хоть южный — все выдержит...
Секретарь надрывающе закашлял.
«Илье-Муромцу» спешно подавали обширный обед.
— Как?! Вас уже восстановили? Ведь вас три дня тому назад только лишили!
— Ну, что-ж, а жалобу на неправильное решение я подал уже месяц тому назад.
— Из-за бумажного кризиса стали, черти, вместо картона кожу на подметки ставить!


НА ЯКОРЕ


СЕРЬЕЗНОЕ ВРЕМЯ
ВЕРНАЯ ПРИМЕТА
— Ишь, черти! В стране железный голод, а они
столько пудов лома в море выбрасывают!
Пожар!
Трехэтажный домишко горит. Вокруг бегают и суетятся пожарные в касках. Дым выбивается из одного окошка третьего этажа.
Рядом с окном распахивается другое, и из него вылетают подушки, одеяла и прочая мягкая рухлядь.
Какая то старушонка, подпрыгивая, ловит, похожие на огромных птиц, распластавшиеся одеяла.
— Мамаша! — кричит из окна гражданин с перепачканным в саже лицом. — Зеркальце кидать, что ли?
— Кидай! Вот на подушечки и кидай! Зеркало, сверкнув, летит вниз и, миновав подушки, разбрызгивается на панели.
— Ой, милые мои!! — причитает старуха, подбирая ртутные осколки. — Вот совецкие окаянники в приметы не верят! А глядите, люди добрые! Вот разбилось зеркальце, вот тебе и несча
стье, и пожар и нарушенье имущества! Примета вернущая!!
Пожар затихает. Черный дым сменяется робким белым дымком...
Фотограф ладошками повернул лицо клиента немного влево.
— А улыбаться можно? — спросил снимающийся.
— Как хотите! — пожал плечами фотограф. — Но не советую. Вы — служащий?
— Да.
— С улыбками у меня было два несчастных случая. Однажды снимался бухгалтер Маевкин. На снимке вышел ве-селый! Потом его предали суду за кутежи и растрату и поместили это фото в газету. Так читатели слали в ре
дакцию негодующие письма, чтобы Маевкину припаяли побольше. А то, говорили, растратил 5.871 рубль, да еще, мерзавец, улыбается!.. Тоже с Сизифовым оказия произошла... _ Растратчиком был?
— Нет! Его веселую карточку напечатали в газете в галлерее лодырей и про
гульщиков. Сократили его потом сразу. Дескать, этот, нераскаянный, насмехается еще!!.
Клиент сурово посмотрел на портрет улыбающейся Джиоконды, украшавшей ателье, потом плотно сжал губы, ущип
нул себя незаметно, и мировая скорбь отметилась на бромосеребряной пластинке...