ДЕНЬГИ ОБРАТНО!

Рис. Б. ЕФИМОВА
☛
„НЕГР“ В КАМЕРНОМ ТЕАТРЕ
Т
ень Оскара Уайльда в глухом сюртуке и высоком, колючем воротни
чке витала над Камерным театром больше десяти лет.
Как появилась тень этого благородного англичанина в день премьеры «Са
ломеи», так и прижилась. Она своевольно вмешивалась в дела режиссера Таирова,
стучалась в уборные актеров и читала им певучие нотации.
— Ты как ножку ставишь? Видел, как немецкие солдаты маршируют? Так и ходи, как в «Саломее» ходил.
только у деятелей искусства.
Нет больше князей и баронов.
Но есть князья оперы, герцоги драмы и баронессы оперетки, Некоторые знатоки генеалогии из Главискусства утверждают, что князь равен теперь на
родному артисту республики, граф — заслуженному артисту и так далее. Иногда даже суфлер бывает заслужен
ным бароном. Тогда он особенно громко подает реплики.
Таиров запер двери и не пустил англичанина назад. Освобожденный от доку
чливой тени, Таиров поставил новую пьесу О’Нейля «Негр». И в первый раз за 10 лет в театре не пахло Уайльдом.
Чтобы узнать, стоит ли идти на новую пьесу, нужно обратиться к первому знакомому драматургу. Если он скажет, что пьеса плохая, — значит, пьеса хорошая. Если же он выразится о пьесе одо
брительно, то это значит, что пьеса — его собственная или еще хуже.
«Негра» знакомый драматург обязательно выругает.
— Какая же это пьеса? — скажет драматург, сияя. — Там в первой картине 154 реплики, а у Бомарше в первой кар
тине «Женитьбы Фигаро» — 279. А кто классик? Бомарше! Кстати, в моей пьесе «О чем рычала трансмиссия» в первой картине ровно 279 ре...
Достаточно хотя бы бегло взглянуть на четвертую картину «Негра», чтобы убедиться в неправоте автора «О чем рычала». В картине этой есть только одна реплика, — и какая реплика! Жалкая, она тонет в грохоте апплодисментов. Да
и вообще О’Нейль в своей короткой и мужественной пьесе скуп на реплики.
Пьеса настолько коротка, что Таиро
ву для услаждения капризных москвичей пришлось выпускать на просцениум плохих тенорков, которые в соответ
ствии со своими не столь голосовыми, сколь носовыми данными, исполняли перед занавесом сладковатые песенки.
Но даже и это мероприятие не могло убить пьесу.
Режиссер Таиров ввел еще и такое нововведение. Во время сумасшествия героини, декорации сдвигаются и раз
двигаются, как гармоника. Придумав это, режиссер радовался, как дитя, и все вре
мя возвращался к своей игрушке. Публике игрушка тоже понравилась.
— Сейчас, сейчас сдвинется! — восклицали прозорливцы.
И декорации, действительно, сдвигались.
— А сейчас раздвинется! Ой, раздвинется! — утверждали пророки.
И декорации, действительно, раздвигались.
Теперь несколько слов о титулах.
В наше время длинные, высокопарные и гремучие титулы сохранились
РЕПОРТАЖ
ПРЕДВАРИТЕЛЬНО в прессе об этом пишут:
«Пьеса насчитывает пятнадцать картин, но художник спектакля создал единую сце
ническую установку, которая
разрешает все места действия сразу».
Приходит день спектакля, и зрители судорожно шарахаются со своих мест, при виде чудовищного сооружения, расползшегося по всей сцене и распирающего занавес, пока он закрыт.
Действительно, все пятнадцать сцен пьесы размещаются
в этом запущенном складе лесоматериалов. Но это нетрудно, так как «художник спектакляпод пустыню, в которой происходит действие первой картины, отвел площадку в 2 ква
дратных аршина, где-то под самой паддугой; дворец третьей картины разместил в облупленной фанерной пещере; море в картине седьмой, окончательно распоясавшись, обозначил шаткой стремянкой, а величественный храм пятнадца
той картины отметил чем-то в роде газетного киоска или дачной уборной набекрень.
Актерам эта богатая конструкция не только заменяет декорации, но еще и служит для разнообразной физкуль
турной тренировки во время спектакля: единая сценическая установка шатается, скрипит и время от времени сваливается на голову исполнителям.
Борьба со всем этим отлично укрепляет мышцы. Разумеется, играть при таких условиях уже некогда... Но это сущие пустя
ки, зато ведь сцена украшена не устаревшим павильоном, а настоящей конструкцией!!.. Артисты любуются «единой сцени
Уличный фонарь в начале 1-й картины.
Тот-же фонарь
через 8 лет.
... — Сейчас сдвинется! - восклицали прозорливцы.
И все покорялись придирчивой тени. По лицу режиссера Таирова катились перламутровые слезы. Он хотел освобо
диться от тени. Но тень была сильнее, и каждая новая постановка была похожа на «Саломею», как походит иной ответ
ственный работник на родителя своего — служителя культа.
Катерину из «Грозы» нельзя было отличить от страстной дочери царя Иро
да, краснозадые туземцы из «Багрового острова» рычали, как Иоканааны, и где то за кулисами рыдал Булгаков в насильно напяленном на него глухом уайль
довском сюртуке и остром, как бритва, воротничке, подпирающем склеротические щечки.
Но вдруг, воспользовавшись тем, что тень Уайльда вышла на минуту из театра по своей надобности, режиссер
В таком аристократическом окружении публика чувствует себя стесненной. Многим просто неловко. Они простые счетоводы, а не заслуженные, они простые монтеры, а не народные монтеры республики.
В «Негре» занята была только одна заслуженная артистка - Коонен, да и той апплодировали не за чин, а за хорошую игру.
Д о н-Б у з и л и о
Дорогие «художники спектаклей»! Имейте в виду, что мы приняли на себя защиту бед
ной публики, и ЧУДАК будет страшно мстить за всякого рода попытки мучить организо
ванного профсоюзного зрителя какой бы то ни было «единой сценической установкой»!
ческой установкой» по частям, иногда даже отдыхают за ку
лисами. А несчастные зрители должны четыре акта к ряду любоваться этой страшной ма
хиной, которая служит «одной прислугой за все».
***