уже классовъ; отнынѣ станутъ говорить: «Нація!». Въ генеральныхъ штатахъ уже нѣтъ сословій; отнынѣ будутъ говорить: «Национальное Собраніе!».
Пусть дворъ, въ припадкѣ головокруженія, зоветъ себѣ на помощь германскихъ драгунъ или тирольскихъ стрѣлковъ, — это, право, неважно, потому что близится часъ, когда баталіоны съ ужасомъ отсупятъ подъ дуновеніемъ какъ бы хлещущихъ имъ въ лицо идей и когда силою станетъ право.
Дѣйствительно, едва въ Версалѣ вынутъ былъ изъ ноженъ преторіанскій мечъ, какъ въ удивительномъ одушевленіи поднимается Парижъ. Площади и сады заполняются лагернымъ шумомъ; народъ, у котораго нѣтъ хлѣба, не хочетъ ничего, кромѣ оружія; на церковныхъ каѳедрахъ появляются священники, одною рукой указывающіе на путь къ форуму, а другою на изображеніе распятаго Христа; на каждой мостовой столицы толпятся люди, готовые умереть; и, въ то время, какъ въ городской ратушѣ импровизируется инсуррекціонное правительство,
объятая ужасомъ, хотя и неприступная Бастилія вдругъ раскрывается передъ толпою, которая съ руганью опрокидываютъ ее.
Пушечная пальба доносилась до Версаля; тамъ, припавъ ухомъ къ землѣ, прислушивались къ глухимъ отголоскамъ про
исходившихъ въ Парижѣ стычекъ. Тогда тревоги Національнаго Собранія начали мѣняться. Главари буржуазіи стали думать, что королевская власть необходима для нихъ и противъ двора и противъ народа. Предполагалось превратить короля дворянъ въ короля собственниковъ. И вотъ главные члены Собранія предложили Людовику XVI отвезти его въ Парижъ, чтобы тамъ при рукоплесканіяхъ успокоеннаго, но обойденнаго народа, по
бѣжденная монархія воспріяла совершенно новое помазаніе. Положеніе стало такимъ, что сладить съ нимъ было невозможно: принцы, точно преступники, обратились подъ покровомъ ночи въ бѣгство; даже лакеи боялись замѣшкаться во дворцѣ, гдѣ нѣкогда сіяла слава Людовика XIV. Словно наканунѣ какого-нибудь крайне опаснаго путешествія, Марія-Антуанета торопливо сожгла свои бумаги и упаковала свои брилліанты; и, отслушавъ богослуженіе, причастившись и приготовившись къ смерти, Людовикъ XVI поѣхалъ въ Парижъ.
Какая перемѣна! Вдоль набережныхъ торчать щетиною изготовленные наканунѣ двадцать тысячъ пикъ, всюду флаги невѣдомыхъ цвѣтовъ, вооруженный мечами шестнадцатилѣтнія дѣ