вушки, рядомъ съ монахами, вооружившимися мушкетами, букеты цвѣтовъ при свѣтѣ пушечныхъ выстрѣловъ, должно быть
съ цѣлью показать, что уже нѣтъ средины между созданіемъ счастья или поголовнаго истребленія людей... Таково было зрѣлище, представившееся государю, сосредоточенное и поблѣд
нѣвшее лицо котораго виднѣлось за дверцой королевской кареты. Онъ, этотъ король, котораго народъ торжественно везъ,
прибылъ наконецъ на Гревскую площадь, онъ взошелъ на лѣстницу городской ратуши и появился въ окнѣ, надѣвъ кокарду не своихъ цвѣтовъ. И толпа стала кричать: «Да здравствуетъ нация». Дѣло было кончено: реймсское помазаніе оказалось стертымъ и феодальный государь исчезъ.
Но этого мало: необходимо, чтобы исчезъ, въ свою очердь, и феодальный строй. Вокругъ трепетавшаго Парижа пришло въ волненіе цѣлое королевство. Дороги кишатъ пылкими и таинственными гонцами. Тысячи смутныхъ стремленій, восторгъ свободы, химерическій ужасъ, гнѣвъ приводятъ Францію въ горячечное состояніе. Полевыя работы бросаются; земледѣльцы спѣшатъ въ города, сгоняя туда свои стада; деревни сплачиваются; всюду въ рукахъ поселянъ вспыхиваютъ факелы-мстители; пылаютъ дворянскіе замки. И вотъ, при грохотѣ ихъ рушащихся усадебъ и при дальнемъ свѣтѣ пламени, пожирающаго ихъ ро
довые архивы, первые изъ дворянъ ведутъ въ Версалѣ совѣщаніе, на которомъ трепетно обсуждается вопросъ о безпримѣр
номъ самоубійствѣ; и, наконецъ, однажды ночью, въ чаду чрезвычайнаго опьянѣнія, по предложенію вождей феодальнаго дво
рянства, среди побѣдныхъ возгласовъ и умиленныхъ слезъ, принимается рѣшеніе, что феодализма во Франціи больше не будетъ.
Все это совершилось въ теченіе очень недолгаго времени. Но достаточно одной минуты, чтобы выпустить въ жизнь ребенка, цѣлыхъ девять мѣсяцевъ ношеннаго въ утробѣ матери.
5 августа 1789 г., когда въ Парижѣ розданъ былъ публикѣ условленный наканунѣ списокъ великодушныхъ дворянскихъ жертвъ, кликамъ радости не было конца. Въ городѣ встрѣчались въ разныхъ мѣстахъ только группы, объятыя одушевленіемъ. Граждане, горя нетерпѣливымъ желаніемъ передать свое одушевленіе другимъ, толпились у входовъ на мосты и, останавливая прохожихъ, сообщали имъ добрую вѣсть 1).
1) Révolutions de Paris, t. I, p. 23.
Толпа долгими