В чем же дело? Получилось, что критика единодушно выразила свое отвращение к гомосексуа
лизму. Похвально, — но совершенно ненужно.
Ведь никто не требует, чтобы критика спешила заклеймить изображаемое на сцене, например, мошенничество, — читатель и без того верит и знает, что если рецензент даже напишет: «актер создал, к нашему большому удовольствию, великолепный образ Кречинского», то это вовсе не значит, что рецензент — «такой же мошенник»... Вот что значит утерять критерий, под влиянием некоего несмненного «аффекта»!
Другим местом, уязвившим критиков, в спектакле были отношения горничной и Игоря. Странным образом не заметили, что любовь этой простой, здоровой девушки — единственное «свет
лое» пятно в мрачной пьесе: это же очень трогательная любовь — с жалением, страданием за
своего любовника, не без оттенка материнства, словом, со всей полагающейся «черемухой»!.. Правда, в постановку проскочили два-три из
лишне натуралистических мазка (которые уже
убраны). Критика это и должна была вскрыть. Увы, только это «мазки» и были замечены и совершенно непропорционально раздуты. Методо
логическая ошибка та же, что и в общеизвестной манере — «вместе с грязной водой выплескивать и ребенка».
Совершенно особняком стоит отзыв т. И. Б-ка (в скромном, «нетеатральном» «Гудке»). Отзыв от
рицательный, но убедительный именно оттого, что дает краткий, сжатый анализ без всякой историки, без жалких декламаций и биений себя в грудь по поводу того, чего в пьесе нет («эротика» здесь прямо обойдена молчанием), а вскры
вающий действительно существующие слабьте стороны спектакля и пьесы... Мы имеем еще один отзыв, к которому охотно присоединяемся.
М. Ольшевец «спровоцировал» в своей рецензии посещение спектакля Демьяном Бедным. Послед
ний побывал на «Проходной комнате» и, как всем известно, из его фельетона никаких «ужасов» в спектакле не нашел.
большой музыкальной и сценической культурой делают Штенгель одной из интереснейших совре
менных оперных актрис. А ее воплощение роли Саломеи, из всех нами виденных — наиболее совершенным, цельным по образу, сильным и подлинно захватывающим. Важно отметить, что артистка сама исполняла известный танец семи покрывал, танцовала с удивительной музыкальной чуткостью и пластичностью. И как ни прекрасно исполняет этот танец талантливая Абра
мова, — нужно сознаться, что танец Штенгель был все же более впечатляющим и ярким, так как был более «музыкален», наиболее близок к требованиям и содержанию Штраусовской музыки.
Э. ГАЛЛЬ
В заключение, два слова о моменте, затронутом т. Демьяном Бедным о самосечении арти
стов. На Художественном Совете указывали, что уже во второй подряд постановке этого театра женщина - «мерзавка» — актриса; предлагалось да
же «мерзавке» в «Проходной комнате» усвоить
другую профессию. Но в этом не находила надобности не опасавшаяся «обобщений» входящая в состав Совета актриса.
Такова странная и неожиданная судьба этой премьеры, нестоющей того шума, который искусственно и по явному недоразумению создала вокруг нее критика, и совершенно не заслуживающей того успеха, которым она, благодаря неосто
рожной, хотя и невольной «рекламе» прессы, пользуется среди широкой публики. Впрочем, большой беды в этом, как явствует из вышеиз
ложенного, мы не видим: может быть, она все
таки кому-нибудь когда-нибудь напомнит, чтолюбовь — фактор социологической, а но индивидуалистической природы, что анархическая распущенность еще не значит «свобода», что отношения между полами должны быть упорядочены, что в этой области — непочатый край вдумчивого и коренного строительства и т. д, и т. п. По крайней мере — в ожидании появления на эти темы настоящих, больших и крепких пьес.
В. БЛЮМ
╬
╬
╬
╬
лизму. Похвально, — но совершенно ненужно.
Ведь никто не требует, чтобы критика спешила заклеймить изображаемое на сцене, например, мошенничество, — читатель и без того верит и знает, что если рецензент даже напишет: «актер создал, к нашему большому удовольствию, великолепный образ Кречинского», то это вовсе не значит, что рецензент — «такой же мошенник»... Вот что значит утерять критерий, под влиянием некоего несмненного «аффекта»!
Другим местом, уязвившим критиков, в спектакле были отношения горничной и Игоря. Странным образом не заметили, что любовь этой простой, здоровой девушки — единственное «свет
лое» пятно в мрачной пьесе: это же очень трогательная любовь — с жалением, страданием за
своего любовника, не без оттенка материнства, словом, со всей полагающейся «черемухой»!.. Правда, в постановку проскочили два-три из
лишне натуралистических мазка (которые уже
убраны). Критика это и должна была вскрыть. Увы, только это «мазки» и были замечены и совершенно непропорционально раздуты. Методо
логическая ошибка та же, что и в общеизвестной манере — «вместе с грязной водой выплескивать и ребенка».
Совершенно особняком стоит отзыв т. И. Б-ка (в скромном, «нетеатральном» «Гудке»). Отзыв от
рицательный, но убедительный именно оттого, что дает краткий, сжатый анализ без всякой историки, без жалких декламаций и биений себя в грудь по поводу того, чего в пьесе нет («эротика» здесь прямо обойдена молчанием), а вскры
вающий действительно существующие слабьте стороны спектакля и пьесы... Мы имеем еще один отзыв, к которому охотно присоединяемся.
М. Ольшевец «спровоцировал» в своей рецензии посещение спектакля Демьяном Бедным. Послед
ний побывал на «Проходной комнате» и, как всем известно, из его фельетона никаких «ужасов» в спектакле не нашел.
большой музыкальной и сценической культурой делают Штенгель одной из интереснейших совре
менных оперных актрис. А ее воплощение роли Саломеи, из всех нами виденных — наиболее совершенным, цельным по образу, сильным и подлинно захватывающим. Важно отметить, что артистка сама исполняла известный танец семи покрывал, танцовала с удивительной музыкальной чуткостью и пластичностью. И как ни прекрасно исполняет этот танец талантливая Абра
мова, — нужно сознаться, что танец Штенгель был все же более впечатляющим и ярким, так как был более «музыкален», наиболее близок к требованиям и содержанию Штраусовской музыки.
Э. ГАЛЛЬ
В заключение, два слова о моменте, затронутом т. Демьяном Бедным о самосечении арти
стов. На Художественном Совете указывали, что уже во второй подряд постановке этого театра женщина - «мерзавка» — актриса; предлагалось да
же «мерзавке» в «Проходной комнате» усвоить
другую профессию. Но в этом не находила надобности не опасавшаяся «обобщений» входящая в состав Совета актриса.
Такова странная и неожиданная судьба этой премьеры, нестоющей того шума, который искусственно и по явному недоразумению создала вокруг нее критика, и совершенно не заслуживающей того успеха, которым она, благодаря неосто
рожной, хотя и невольной «рекламе» прессы, пользуется среди широкой публики. Впрочем, большой беды в этом, как явствует из вышеиз
ложенного, мы не видим: может быть, она все
таки кому-нибудь когда-нибудь напомнит, чтолюбовь — фактор социологической, а но индивидуалистической природы, что анархическая распущенность еще не значит «свобода», что отношения между полами должны быть упорядочены, что в этой области — непочатый край вдумчивого и коренного строительства и т. д, и т. п. По крайней мере — в ожидании появления на эти темы настоящих, больших и крепких пьес.
В. БЛЮМ
╬
╬
╬
╬