В.МАЯКОВСКИЙ
Он сделался рупором величайшего общественного движения, когда от имени миллионов, о судьбах миллионов он стал говорить миллионам.
Прислушайтесь к звуку его песен. Вы нигде не найдете ни малейшей фальши, ни малейшего колебания. Почти перед самой смертью во весь голос он заявляет о своей верности великому делу, кото
рому он посвятил свою жизнь и свой огромный талант.
Маяковский — наш, Маяковский — пролетарский поэт. Маяковский — поэт того будущего, которое мы строим и за которое мы боремся.
А. Луначарский
ПОЛИТЕХНИЧЕСКИЙ осажден. Трещат барьеры. Очереди смяты. Взмокший администратор лысой кукушкой ускользает в захлоп
нувшееся окошечко. Милиция просит „очистить ... Стекла зудят. Всхлипывают пружины дверей. Гам.
Владимир Владимирович сам еле продрался. Как сказал писатель Шкловский, Маяковский прошел сквозь толпу, как проходит сквозь снег горячий утюг. Он роздал вчера, сегодня, сейчас десятки контромарок, пропусков. Больше нет. Он оскудел. Зал переполнен. Перворядная пуб
лика ропщет: сидят в проходах, на ступеньках. Пожарная охрана, где ты? Больше ни одного пропуска. Твердо и определенно. Маленькая закулисная комната задавлена расхаживанием Маяковского. Комнатка теснит его. Владимир Владимирович сторонит широкие плечи.
По лестнице подымается шум осады. Ма-я-ков-ский! Про-пу-сти-те!
Владимир Владимирович почти сконфуженно говорит мне:
— Кассильчик, пожалуйста... Спуститесь к администратору. Мне уж совестно. Там пришли комсомольцы. Кружковцы. Я им обещал. Пусть пропустят пять человек. Скажите последние. Ну, ладно, заодно — восемь... Словом, десять, и бейте себя в грудь, рвите волосы, выньте сердце, кля
нитесь, что последние. Он поверит. Девять раз уже верил.
Его появление на эстраде обваливает в котловину зала веселую и приветливую груду хлоп
ков. В одной руке Владимира Владимировича портфель, в другой — стакан чая. Он сотрясает своими шагами пол эстрады. Он двигает стол. Грохочут стулья. Рядком раскладываются часы, книжки, стихи, бумажки. Звенит ложечка в стакане. Маяковский обжился. Он осмотрен и осмотрелся.
— Сегодня я!!! — рявкает он и сообщает программу вечера — ...после доклада — перерыв для изъявления восторгов и отдыха.
— А стихи будут? — жеманно спрашивает какая-то девица.
— А вам хочется, чтоб скорее интэрэсное началось?— так же жеманно басит Маяковский.
Первый раскат хохота. Маяковский с эстрады подчиняет себе зал.
На клубных подмостках, на эстраде, на трибуне прошла почти вся жизнь Маяковского. Отсю
да, с трибуны клубов и цехов массы слышали своего поэта. Здесь, на трибуне, окончательно рас
сеялись басни о непонятности Маяковского для масс.
Трибуна наложила свой отпечаток на все творчество поэта. Он писал свои стихи так, чтоб они хорошо звучали вслух, чтоб их удобно было произносить. Стихи Маяковского хорошо слушать.
Эстрада была для него не только местом чте