Сіе разсужденіе удивляло мою лѣность ; находяся между предметами моего страха и моей надежды , я долженЪ былЪ дѣ
лать выборѣ, и не могѣ полагаться ни на наружности сихѣ предметовъ, кои столь сомнительны , ни на свидѣтельство моихѣ чувствѣ, которое столь обманчиво. “
„Я углубился самѣ въ себя, и пораженѣ былѣ сею приманкою къ удовольствію , симѣ ошвращеніемѣ отѣ неудовольствія , кои натура положила во глубинѣ моего сердца, какѣ два знака не
сомнѣнные и чувствительные, которые возвѣщаюшѣ мнѣ о ея намѣреніяхъ ( х ). въ самой вещи , ежели сіи чувствованія порочны , для чего она ихѣ мнѣ дарова
ла ? Есшьли ж.е непорочны, то для чего не слѣдовать ихѣ руководству въ моихѣ выборахѣ ? “
„Я смотрѣлѣ на картину Парразіеву, слушалѣ музыку Тимоѳееву: надобно ли мнѣ было знать, въ чемѣ состоятъ цвѣ
ты и звуки, чтобы опрівдаітіь восхище
ніе мною чувствованное ( 2 ) ? и не имѣю ли я права заключить, что сія музыка и сія живопись и мѢютЪ, по крайней, мѣрѣ для меня, вещественное достоинство У “
(1) Diog. Laert. in Aristip. lib. a, §. 8S, ( a ) Cicur. acad.
2 . cap. 24 , t. a , p. 3a.