Пану Ратомскому надлежало убить Князя Мстиславскаго, Тарлу и Стадницкимъ Шуйскихъ; что Ляхи должны были занять всѣ мѣста въ Думѣ, править войскомъ и Государствомъ: свидѣтельство едва ли достойное уваженія, и если не вымышленное, то вынужденное страхомъ изъ двухъ малодушныхъ слугъ, которыѳ, желая спасти себя отъ мести Россіянъ, не боялись клеветать на пепелъ своего милостивца, развѣянный вѣтромъ! Современники вѣрили; но трудно убѣдить потомство,
чтобы Лжедимитрій, хотя и неразсудительный, могъ дерзнуть на дѣло ужасное и безумное: ибо легко было предвидѣть, что Бояре и Москвитяне но дали бы рѣзать себя какъ агнцевъ,
и что кровопролитіе заключилось бы гибелію Ляховъ вмѣстѣ съ ихъ Главою.
Іюня 1 совершилось Царское вѣнчаніе, въ храмѣ Успенія, съ наблюденіемъ всѣхъ торжественныхъ обрядовъ, но безъ всякой расточительной пышности: корону Мономахову возло
жилъ на Василія Митрополитъ Новгородскій (10). Синклитъ и народъ славили Вѣнценосца съ усердіемъ; гости и купцы отличились щедростію въ дарахъ, ему поднесенныхъ. Являлось однакожь какое-то уныніе въ столицѣ (11). He было ни милостей (1а), ни пировъ; были опалы. Смѣнили Дворецкаго, Князя
Рубца-Мосальскаго, одного изъ первыхъ клятвопреступниковъ Борисова времени (13), и велѣли ему ѣхать Воеводою въ Корелу или Еексгольмъ; Михайлу Нагому запретили именоваться Коніошимъ, жолая ли навѣки уничтожить. сей знаменитый санъ, чрезмѣрно возвышенный Годуновымъ, или единственно въ знакъ неблаговоленія къ злопамятному страдальцу Василіева криводушія въ дѣлѣ о Димитріевомъ убіеніи (14); Великаю Секретаря и Подскарбiя, Аѳанасія Власьева, сослали на Воеводство въ Уфу (15), какъ ненавистнаго приверженника Разстригина; двухъ важныхъ Бояръ, Михайла Салтыкова и Бѣльскаго, удалили, давъ первому начальство въ Иванѣ-городѣ, второму въ Еазани (16); многихъ иныхъ сановниковъ и Дворянъ, не угодныхъ царю, также выслали на службу въ дальніе города; у мноі ихъ взяли помѣстья. Василій, говоритъ Лѣтописецъ (17), нарушилъ обѣтъ свой не мстить никому лично, безъ вины и
Вѣнчaние.
Опалы.