А между тем революция, взятая в самом широком разрезе, как грандиозный исторический акт, — могла бы вдохновить, могла бы окрылить. Борющаяся революция увлекала художника романтизмом своим. Но нашей революции чужда была романтика. Победная же революция могла увлечь грандиозностью перспектив, куль
том человечества, идеей свободы, идеей всемирности. Творческая мысль подсозна
тельно ждала всего этого, чувство немину
емости какого-то грандиозного сдвига в искусство лежит у всех художников. Нас вовсе не удовлетворяет теперь искусство «комнатное», искусство «изящное», искус
ство прельщающее, мы хотим искусства побеждающего, покоряющего, поражающего.
Для него нужны героические индивидуальности, которых мы не породили. Музыка в особенности почему-то лишена героизма сейчас. Она вся распалась по ми
ниатюрам, по звуковому благоустройству или звуковой остроте. Одно время наблюдался общий, всем искусствам противоестественный, союз футуризма с револю
цией, очевидно, основанный на смешении значений терминов «революционность во
обще» и революционность «в искусстве». Теперь наблюдается какое-то умышленное «невзирание» на революцию, какое-то же
лание доказать, что ничего не случилось, и пред нами вновь 1914 год со всем его «винным» и ресторанным благополучием. И революции приходится довольствовать
ся теми остатками, которые случайно достались ей от прошлых эпох музыкального искусства, когда романтика революции создала несколько грандиозных тво

Рабочая революция и искусство.

НАШИ ДИРИЖЕРЫ.
рений, более родных нашему современному духу, чем утонченности вчерашнего дня. И наблюдается странная боязнь, быть прикосновенным в музыке к рево
люции, наблюдается полное непонимание того, что искусство, революцией рожден
ное, может не иметь никакого сюжетного отношения к этим событиям, что оно толь
ко неуловимо отражает дух событий, его психику, его ритм. Как героический Бет
ховен в своих ритмах отразил военную эпоху Наполеона, революцию, милитаризировавшуюся и впавшую в индивидуальный героический культ, как Шуберт в своих ритмах отражает веселящуюся к вальсе Вену его времени, — Вену эпохи коалиции и крушения революционных надежд, так и наше искусство отразит какой-то самобытный героический и суро
вый, быть может несколько сухой, стиль великих событий, развернувшихся на на
ших глазах. Но для этого надо сначала чем-то восторгнуться, в контурах революционной эпопеи, занавес которой медленно падает на наших глазах - найти то ирра
циональное, то религиозное (в широком, конечно, смысле слова), что может дать импульс эмоциональному искусству му
зыканта, что может заставить его хотя бы на несколько мигов поверить, что он— вождь, что он в какой-то мере «адеква
тен» революции, что его миссия — великая и особенная, что он не кнопка в ряду других, а обреченный на подвиг. Без этой, несколько романтической предпосылки, творчество не выйдет из пределов компиляции и бездарной серости.
Л. Сабанеев.

Федоров.

Шарж Б. Радимова.
ское, по наслышке, к нему отношение. Это совершенно то же самое, что чрез
вычайная обиженность обывателя, лет пятьдесят тому назад, на то, что Дарвин произвел его от обезьяны.
Вторым поводом могло быть извращение марксизма, которое преподносят без году неделя коммунисты или комму
нистические «сопровождатели» в виде теории так называемого «производственного» искусства, у. которого ничего об
щего с марксизмом и с суждениями Маркса и Плеханова об искусстве — ре
шительно нет. Принимать эти рассуждения за подлинное воззрение на вещи
мыслящего штаба пролетариата, или массы передового пролетариата, это тоже значит не быть достаточно знако
мым с подлинным миром марксистских воззрений и пролетарских целей.
Наконец, третьим поводом может быть то обстоятельство, что революция — дело глубоко серьезное, трагическое, страшное, происходящее в атмосфере глубочайшего разорения, конечно, не может ни в те
ории, ни на практике найти какую-то особенную ласку для искусства. Искус
ству в это тяжелое время живется тяжело и ни один коммунист, конечно, не скажет, что можно поступиться теми или другими военными, или эконо
мическими проблемами ради расцвета искусства. Всякий, наоборот, понимает, что нам важнее всего сохранить военную силу и воссоздать хозяйство, ибо в та
ком случае самый благоуханный художественный расцвет, так сказать, на завтра за нами обеспечен.
Однако, и тут я должен сказать, что
числе и музыкантов, к революции является ее пролетарский характер. Дело, одна
ко, вовсе не в теории этой революции, а в ее практике.
Сначала остановимся на соображениях тов. Сабанеева. Ему кажется, что «марксизм», объявляющий искусство надстрой
кой, отвергающий романтику и особое, так сказать, возвышенное значение искус
ства, тем самым отталкивает от себя художников, привыкших считать себя глашатаями великой красоты, героями человечества и т. д.
Допустим на минуту, что теоретические соображения, выдвинутые господством во время революции коммунистической партии, действительно могли бы как-то оскор
бить художников и даже отразиться на
их творчестве. Раз, де, правительство принадлежит к такой партии, которая «от
вергает искусство», то я и творить не хо
чу. Допустим, что это так, хотя это и трудно допустить. Но правда ли это?
Поводами к такого рода обвинению марксизма в отсутствии правильной оценки искусства могут служить три явления. Во-первых, глубокое незна
комство художников с марксизмом и совершенно поверхностное, обыватель
С большим интересом прочел я присланную мне редакцией журнала «Вестник
Искусств» статью тов. Сабанеева «На путях музыки». Статья, действительно, и требует ответа и заслуживает его. Объективно в этой статье тов. Сабанеев сознает, каким огромным расширением художе
ственно-музыкальных импульсов могла бы явиться революция, если бы она, действительно, вселилась в сердце композиторов. Он определенно подчеркивает, вероятно не являясь одиноким, что «ком
натное» искусство перестает интересовать и что если художники стараются «не взирать на революцию» и делать вид, что ничего не произошло, то при этом они подрезывают свои собственные корни.
Перечисляя причины этого холодного, а часто враждебного отношения художников к революции, т. Сабанеев впадает в заблуждение и принимает причину, объ
ективно вовсе несуществующую, да вряд ли и в сознании художников действитель
но живущую, много-много являющуюся для них предлогом, за настоящий дефект нашего времени.
Конечно, я согласен с тов. Сабанеевым, что причиной весьма заметной холодности большинства художников, а в том