Процесъ измѣненій въ оцѣнкахъ Ге кажется намъ столь поучительнымъ, что мы не можемъ удержаться, чтобы не привести изъ него нѣсколько примѣровъ.

II

П

ервымъ ,толкователмъ‘ Ге былъ Стасовъ. Его біографическій очеркъ, появившійся вскорѣ послѣ смерти художника, — заключая изрядный грузъ семейныхъ, а часто и вовсе не относящихся къ нему эпизодовъ, — законовъ и особенностей твор

чества Ге почти не затрагиваетъ, но если и затрагиваетъ, то такъ неловко, что до сихъ поръ именно Стасовскія сужденія, гуляя по свѣту съ его легкой руки, наталкивали послѣдующихъ критиковъ на ошибочныя или отрицательныя оцѣнки. ,Столпъ передвижничества‘ поспѣшилъ выискать и подчеркнуть то, что было любезно, а главное понятно ему самому; поэтому Ге у него вышелъ чрезвычай

нымъ ,сюжетистомъ‘ и толстовцемъ, при томъ же и не изъ талантливыхъ. Но во всякомъ случаѣ Стасовъ былъ снисходителенъ къ Ге; онъ прощалъ ему якобы ,малую художественность‘ ради честныхъ намѣреній, искренности его труда...

У слѣдующаго поколѣнія мы уже не находимъ такой снисходительности; хотя на новомъ знамени было написано — ,любовь къ прекрасному‘, но въ пониманіи значенія формы новое движеніе осталось по существу близко-родственнымъ передвиж

никамъ. Отсюда всѢ отрицательныя положенія передвижнической оцѣнки Ге оста

лись въ неприкосновенности; въ полной силѣ остались Стасовскія сѣтованія о неумѣніи Ге доканчивать свои картины, о его технической слабости и т. д.; къ нимъ было только прибавлено отрицательное отношеніе и къ искренности художника.

Если Стасовъ говорилъ — ,пусть плохо, да съ хорошимъ намѣреніемъ‘, то теперь говорили — ,пусть съ хорошимъ намѣреніемъ, да плохо‘; новаго здѣсь нѣтъ ничего,— только переставлено удареніе. И здѣсь и тамъ — художественность формы пони

маютъ, какъ что-то независимое отъ духовнаго подъема художника, а главное— вѣрятъ, что художественный идеалъ имѣетъ вполнѣ опредѣленные предѣлы и вполнѣ установленные законы. Но такъ какъ пониманіе идеала у Ге было совершенно иное, такъ какъ Ге говорилъ — ,если бы идеалъ искусства былъ постояненъ, неизмѣненъ, тогда по сравненію съ нимъ можно было бы сказать, что такое-то произведеніе не художественно, а такъ какъ идеалъ движется, открывается и все ста

новится новымъ, новыми открытіями и усиліями художниковъ, то такое слово является протестомъ относительно отброшеннаго устарѣвшаго идеала‘, — то отсюда, фатально, должна была получиться низкая оцѣнка достиженій Ге.

Дѣло въ томъ, что для однихъ форма была чѢмъ-то отъ вѣка даннымъ, а для Ге непремѣнно должна была ломаться и расти вмѣстѣ съ духовнымъ ростомъ художника...