Донателло. Чудо святого Антонія сЪ ослицей. Бронзовый барелъефЪ вЪ падуанскомЪ Santo.
отсутствуетъ чувство природы, оба ртп мастера — архаики, «готическіе иконописцы», а отнюдь не создатели «картинъ», т. е. обособленныхъ цѣлостностей,
какими являются произведенія художниковъ, дающихъ тонъ всему искусству наступившаго молодого вѣка.
Не могли дать этого тона и сіенцы, если судить по тому, что осталось отъ ихъ искусства конца XIV* и начала XY вѣковъ. Опять-таки, и здѣсь царитъ изощренность, красочность, узорчатость, но не чувство природы. Ни у кого изъ сіенцевъ, даже у Бартоло ди Фреди или Сассетты, нѣтъ того чувства пространства и той жизненности, которыя мы видимъ у Лоренцо или у Беато. По отношенію къ болѣе древнимъ художникамъ своего города Эти сіенскіе мастера представляются даже отсталыми. Достиженія Амброджо Лоренцетти, проникшія во Флоренцію, были въ самой Сіенѣ къ тому времени забыты. Теперь здѣсь снова царитъ чисто-церковный, замкнутый духъ, и даже замѣчается возвратъ къ «византійскому», іератическому цѢпенѢнію. Художники снова стали тѣснить свои композиціи, тяжелить ихъ золотомъ,
искать прежде всего «церковность» впечатлѣнія, а не передачу личныхъ переживаній и впечатлѣній отъ жизни.
Но вотъ въ 1420-хъ годахъ картина итальянской живописи мѣняется. Съ этого момента мы получаемъ возможность болѣе или менѣе внимательно слѣдить за эволюціей ея, и съ этого момента, во всякомъ случаѣ, роль гегемоніи беретъ на себя Флоренція. Многое и теперь вносится сюда извнѣ;
сюда, напримѣръ, переселяется Лоренцо Монако изъ Сіены, и здѣсь же выставляетъ на общее любованіе свой образъ умбріецъ Джентиле изъ Фабріано; ни Мазолино, ни Мазаччіо, ни Беато Анджелико — не природные флорентійцы, и, вдобавокъ, цѣлыми годами каждый изъ нихъ отсутствуетъ во Флоренціи.