нѣкоторой мелочности формъ, въ тѣснотѣ и плохой уравновѣшенности композиціи, болѣе же всего — въ самомъ выборѣ темъ. — Самыми характерными для Леаля картинами являются двѣ знаменитыя его аллегоріи на мірскую
суету, исполненныя мастеромъ но заказу «раскаявшагося Донъ-Жуана Севильи XYII вѣка»—Маньяры» 70.
Тема «Vanitas vanitatum» была вообще очень популярной въ ХѴІІ-мъ и даже еще въ XVIII вѣкѣ. На ней любили настаивать проповѣдники, ста
равшіеся напоминаніемъ о смерти отвлечь паству отъ соблазновъ жизни. Да и сами свѣтскіе люди не прочь были пофилософствовать о всесильной
смерти, заставить себя мыслью о гробѣ стойко переносить несчастія или съ презрѣніемъ взирать на преходящія радости. Аллегоріи на «Смерть-побѣди
тельницу» писались и гравировались во всѣхъ странахъ, даже въ методичной реформатской Голландіи, даже въ жизнерадостной Италіи. Въ Испаніи на тѢ же гемы сочинялись цѣлые трактаты, ваялись сложныя группы, писались церковныя картины. II все же никто и нигдѣ, вплоть до истерическаго вопля Виртца въ XIX вѣкѣ, не подошелъ къ этой темѣ такъ смЪло и просто, какъ Вальдесъ, и его двѣ картины въ госпиталѣ «Caridad» въ Севильѣ, дѣй
ствительно, съ ужасающимъ краснорѣчіемъ говорятъ объ обратной сторонѣ медали человѣческаго существованія.
Объ этихъ страшныхъ картинахъ Мурильо выразился, что онѣ издаютъ зловоніе. И, дѣйствительно, на нѣжнаго мечтателя, съ такимъ упоеніемъ впитывавшаго въ себя ароматъ церковнаго ладана и бѣлыхъ лилій Антонія Падуанскаго, грезившаго о пасхальномъ ликованіи въ заоблачныхъ сферахъ, картины Леаля должны были производить впечатлѣніе невыносимаго тлѣннаго
духа и какого-то адскаго соблазна, глумящагося надъ милостью Божьей. Въ созданіи ихъ Леаль, съ точки зрѣнія Мурильо и ему подобныхъ натуръ,
совершилъ нѣчто въ родѣ чудовищной безтактности: онъ заговорилъ о томъ,
о чемъ всѢ условились молчать и что мы всѣ скрываемъ, какъ величайшій позоръ нашей судьбы. Да и дѣйствительно, такія картины могутъ служить цѣли какъ разъ обратной той, которая лежала въ основѣ ихъ замысла. Не цѣлебными представляются въ нихъ мысли о могилѣ, не о спасеніи черезъ
70 Кавалеръ ордена Калатравы донъ Мигуэль де Маньяра-де-Лека (1626 —1679) является однимъ изъ воплощеніи безсмертнаго типа «Донъ-Жуана», этого подлиннаго порожденія чувственной, насы
щенной жизненными соками Андалузіи. Но только этотъ «безбожникъ и развратникъ» копчилъ свое существованіе иначе, нежели его предшественникъ Донъ-Жуанъ де Теноріо, легенда о которомъ
была использована Тирсо де Молина въ драмѣ «Burlador de Sevilla», появившейся четыре года послѣ рожденія Маньяры. Проведши бурную молодость, послѣдній внезапно перемѢпилъ образъ жизни, принесъ публичное покаяніе въ своихъ грѣхахъ и посвятилъ себя всецѣло дѣламъ благотворитель
ности. Грандіознымъ памятникомъ этого назида
тельнаго покаянія, во время котораго Маньяра не переставалъ оставаться меценатомъ, было пре
вращеніе (съ 1661 г.) стараго госпиталя Санъ- Хорге въ великолѣпное богоугодное заведеніе, по
лучившее названіе «La Caridad». Для церкви этого госпиталя Мурильо исполнилъ рядъ своихъ наибо
лѣе значительныхъ картинъ, изъ которыхъ шесть еще на своихъ мѣстахъ; для «хора» той же церкви Вальдесъ-Леаль исполнилъ (около 1670 г.) знаменитыя двѣ картины, самыя жуткія и самыя кра
сивыя по краскамъ во всемъ его твореніи. Кромѣ того, Вальдесъ-Леаль написалъ для Caridad и портретъ раскаявшагося грѣшника, висящій нынѣ съ прочими реликвіями въ Sala del Cabildo. Анало
гичную съ данными аллегоріями на «Суету суетъ
картину мнѣ случилось видѣть въ 1909 году у одного частнаго лица въ Петербургѣ. Ея темный тонъ не позволяетъ, однако, вполнѣ вѣрить, что это произведеніе красочнаго Вальдеса-Леаля.
суету, исполненныя мастеромъ но заказу «раскаявшагося Донъ-Жуана Севильи XYII вѣка»—Маньяры» 70.
Тема «Vanitas vanitatum» была вообще очень популярной въ ХѴІІ-мъ и даже еще въ XVIII вѣкѣ. На ней любили настаивать проповѣдники, ста
равшіеся напоминаніемъ о смерти отвлечь паству отъ соблазновъ жизни. Да и сами свѣтскіе люди не прочь были пофилософствовать о всесильной
смерти, заставить себя мыслью о гробѣ стойко переносить несчастія или съ презрѣніемъ взирать на преходящія радости. Аллегоріи на «Смерть-побѣди
тельницу» писались и гравировались во всѣхъ странахъ, даже въ методичной реформатской Голландіи, даже въ жизнерадостной Италіи. Въ Испаніи на тѢ же гемы сочинялись цѣлые трактаты, ваялись сложныя группы, писались церковныя картины. II все же никто и нигдѣ, вплоть до истерическаго вопля Виртца въ XIX вѣкѣ, не подошелъ къ этой темѣ такъ смЪло и просто, какъ Вальдесъ, и его двѣ картины въ госпиталѣ «Caridad» въ Севильѣ, дѣй
ствительно, съ ужасающимъ краснорѣчіемъ говорятъ объ обратной сторонѣ медали человѣческаго существованія.
Объ этихъ страшныхъ картинахъ Мурильо выразился, что онѣ издаютъ зловоніе. И, дѣйствительно, на нѣжнаго мечтателя, съ такимъ упоеніемъ впитывавшаго въ себя ароматъ церковнаго ладана и бѣлыхъ лилій Антонія Падуанскаго, грезившаго о пасхальномъ ликованіи въ заоблачныхъ сферахъ, картины Леаля должны были производить впечатлѣніе невыносимаго тлѣннаго
духа и какого-то адскаго соблазна, глумящагося надъ милостью Божьей. Въ созданіи ихъ Леаль, съ точки зрѣнія Мурильо и ему подобныхъ натуръ,
совершилъ нѣчто въ родѣ чудовищной безтактности: онъ заговорилъ о томъ,
о чемъ всѢ условились молчать и что мы всѣ скрываемъ, какъ величайшій позоръ нашей судьбы. Да и дѣйствительно, такія картины могутъ служить цѣли какъ разъ обратной той, которая лежала въ основѣ ихъ замысла. Не цѣлебными представляются въ нихъ мысли о могилѣ, не о спасеніи черезъ
70 Кавалеръ ордена Калатравы донъ Мигуэль де Маньяра-де-Лека (1626 —1679) является однимъ изъ воплощеніи безсмертнаго типа «Донъ-Жуана», этого подлиннаго порожденія чувственной, насы
щенной жизненными соками Андалузіи. Но только этотъ «безбожникъ и развратникъ» копчилъ свое существованіе иначе, нежели его предшественникъ Донъ-Жуанъ де Теноріо, легенда о которомъ
была использована Тирсо де Молина въ драмѣ «Burlador de Sevilla», появившейся четыре года послѣ рожденія Маньяры. Проведши бурную молодость, послѣдній внезапно перемѢпилъ образъ жизни, принесъ публичное покаяніе въ своихъ грѣхахъ и посвятилъ себя всецѣло дѣламъ благотворитель
ности. Грандіознымъ памятникомъ этого назида
тельнаго покаянія, во время котораго Маньяра не переставалъ оставаться меценатомъ, было пре
вращеніе (съ 1661 г.) стараго госпиталя Санъ- Хорге въ великолѣпное богоугодное заведеніе, по
лучившее названіе «La Caridad». Для церкви этого госпиталя Мурильо исполнилъ рядъ своихъ наибо
лѣе значительныхъ картинъ, изъ которыхъ шесть еще на своихъ мѣстахъ; для «хора» той же церкви Вальдесъ-Леаль исполнилъ (около 1670 г.) знаменитыя двѣ картины, самыя жуткія и самыя кра
сивыя по краскамъ во всемъ его твореніи. Кромѣ того, Вальдесъ-Леаль написалъ для Caridad и портретъ раскаявшагося грѣшника, висящій нынѣ съ прочими реликвіями въ Sala del Cabildo. Анало
гичную съ данными аллегоріями на «Суету суетъ
картину мнѣ случилось видѣть въ 1909 году у одного частнаго лица въ Петербургѣ. Ея темный тонъ не позволяетъ, однако, вполнѣ вѣрить, что это произведеніе красочнаго Вальдеса-Леаля.