смерть думаешь, глядя на нихъ, а хочется вопить дикимъ крикомъ отчаянія, ибо все на свѣтѣ послЪ нихъ покажется гадкой и злой шуткой.
Дѣло здіісь не въ томъ, что изображено. О гробахъ повапленныхъ говорилъ и божественный учитель жизни Христосъ. Ужасно здЪсь какъ изо

бражены эти гробы и что это изображеніе предполагаетъ въ душѣ автора. Правда, слѣдуя предписанію заказчика, художникъ снабдилъ свои компо

зиціи символическими подробностями, которыя должны какъ бы служить протянутой къ грѣшнику рукой и выводить его изъ смрадныхъ потемковъ склепа. Однако, этимъ «деталямъ» не успЪваешь удѣлить вниманія, — на
столько оно поглощено лицезрѣніемъ всей той мерзости тлѣнія, которую Леаль выставилъ на самый показъ и которую онъ выписалъ съ какимъ-то энтузіастскимъ мастерствомъ — лучше, нежели что-либо имъ написанное. Въ Этомъ и сказывается побЪда — и уже не болѣзни надъ здоровьемъ, а прямо
смерти надъ жизнью. Въ этомъ и чувствуется какой-то чудовищный уклонъ отъ свѣта, отъ упованія, отъ вЪры — къ мраку, отчаянію, отрицанію вер
ховнаго смысла жизни. Не продолженіе за гробомъ существованія сулятъ Эти картины, а прославляютъ онЪ вѣчное прозябаніе въ гробу — пиръ слѣпыхъ червей, смрадное гніеніе и конечное «Ничто».