шей къ себѣ свободу Божьяго духа и потому роковымъ образомъ возставшей противъ творца. При этомъ Микель Анджело, какъ достойный ученикъ доми
никанца Савонаролы, былъ весь охваченъ скорбью за грѣховное человѣчество и ужасомъ передъ неумолимымъ верховнымъ гнѣвомъ. Завѣты же св. Фран
циска о всепрощеніи, объ общемъ братствѣ, о единеніи съ природой были ему чужды. Характерно для Микель Анджело, величайшаго трагическаго поэта новоіі исторіи, что онъ началъ свою роспись папской капеллы съ «Потопа», а кончилъ — «Страшнымъ судомъ». Между этими полюсами, между Этими двумя проклятіями протянулась ось всего его искусства, и какъ бы нѣтъ выхода изъ замкнувшагося круга. Даже Заступница Марія не рѣшается просить своего Грознаго Сына о помилованіи человѣчества, но покорно отворачивается, чтобы не видѣть всего ужаса Судилища.
Такимъ образомъ, мы имѣемъ въ творчествѣ Микель Анджело какъ бы нѣкое возобновленіе «Византіи» съ ея нечеловѣческой суровостью. Однако, подобное толкованіе его творенія было бы все же глубокой ошибкой. Вгля
димся ближе въ созданное пророкомъ-поэтомъ, и другая струя повѣетъ изъ того, что мы приняли было за сплошной аскетизмъ, за прокля
тіе міра. Не даромъ Микель Анджело изобразилъ Іисуса - Судью въ вид ѣ какого-то Аполлона или Геракла, и не даромъ все въ «Сикстинской» такъ полно тѣла—мяса, крови и мускуловъ. Византіецъ пришелъ бы въ ужасъ отъ
Копія сЪ Микель Анджело. ХристосЪ вЪ ГеѳсиманскомЪ саду. Вѣнскій музей.